– Ёшкин кот, эти мушкеты блин, применялись, как минимум, лет сто назад, – подумал я. А здесь ими, до сих пор ещё щеголяли.
По-виду, охотников за рабами, можно было сказать, что они опытные воины, их копья были начищены, и блестели на солнце, отражая зайчики своими длинными и похожими на меч лезвиями. У некоторых были луки, у всех ножи. Щиты были не у всех. У тех, у кого не было копья, обязательно был меч. Так что, противник нам достался серьёзный, да ещё и более многочисленный, чем мы.
Пятьдесят, против двадцати, как-то не «канает», плюс пленные. Мои воины, хотели сразу напасть на караван. Пришлось им объяснить, что от этого не будет никакого толку, и все мы, только погибнем в бою, без всякой пользы. И сами погибнем и других не спасём.
Здесь нужен был хитрый план и напасть лучше ночью, или вечером. Весь день, мы скрытно сопровождали караван. Воины, по-моему приказу, замечали каждую деталь и особенности конвоя. К вечеру, я стал намечать план нападения. Нас, так и не заметили, что радовало. Не радовало преимущество врага в количестве и качестве воинов. Прикинув, все за и против, я решил напасть на караван утром, в предрассветной мгле.
Вечером было тяжело, ночью, могло много погибнуть пленников, а мне было тяжело руководить нападением, а с первыми лучами солнца, когда уставшие караулить за ночь или только проснувшиеся воины, еще не могли быстро соображать, было в самый раз.
Уже поздно вечером, отойдя подальше от каравана, и не разжигая огня. Мы уселись вкруг на траве, и я приступил к своей речи. Конечно, я не супер какой оратор и «настрополился» в основном «дуть в уши» наивным девочкам, которых с каждым годом на новом первом курсе становилось всё меньше. (видимо, я был не один такой, либо девочки, перестали быть наивными, что было более вероятно).
Но всё-таки, опыт болтовни на любую тему не пропьёшь и в карты не проиграешь, вот он мне сейчас и пригодился. В течении часа, я призывал к совести, родовой памяти, взывал к ненависти к поработителям и угнетателям свободного народа банда. Пока не убедился, что мои слова не только залетели в уши неграм, но ещё оттуда и не вылетели, а прочно засели в их головах.
Взамен этого, у них включились глаза, которые хоть и не горели ярким светом в темноте ночи, но белки их глаз, ясно давали понять, что моя речь разожгла неистовство в их наивных душах. Добившись нужного мне эффекта, я приступил ко второй части «аризонского балета», из-за чего собственно всё и затевалось, и стал вбивать в голову каждому воину, его персональную задачу.
Добившись понимания, переходил к следующему, а потом обозначил общую цель нашего отряда и пути её достижения. Если сказать по-простому, то сначала рассказал про план А, а потом про план Б.
Как говорил генералиссимус Суворов, – «Каждый негр, должен знать свой манёвр!».
После этого мы завалились спать, выставив караул. Проснувшись за полночь, я разбудил и всех остальных. Проверив каждого и убедившись, что за ночь, они ничего не забыли, я приступил к выполнению своего плана. А забывших, я повторно проинструктировал, постукивая при этом рукояткой своего мачете по их глупым головам, для улучшения их мозговой деятельности и тихо шепча ругательства.
После чего, собравшись и крадучись, мы пошли к лагерю, где ещё спал весь караван. Добравшись до него, я расположил своих воинов полукругом, то бишь подковой, не став полностью окружать весь лагерь. Нужно это было для того, чтобы весь отряд охотников, не бился до последнего, а мог спокойно сбежать, бросив на произвол судьбы своих товарищей и спасая свои жалкие шкуры.
Воинов, у меня было мало, и окружить их полностью, я всё равно бы не смог, а так оставался шанс на успех. Зная подлую человеческую натуру, а никакой другой натуры, у людей, охотящихся за рабами, просто и не могло быть, я так и рассчитал своё нападение.
Караул охотников за рабами, поначалу напряженно всматривался в темноту, но с первыми лучами солнца, всё более и более халатно относился к выполнению своих обязанностей. Наконец, лагерь стал просыпаться, потянуло дымком готовящегося жаркого. Люди зашевелились, продирая после тяжелого сна глаза. По моему знаку, назначенные мною лучшие лучники, выпустили отравленные стрелы.
Когда я их раздавал им, я поневоле вспомнил юмор про никотин. Что капля никотина, убивает лошадь, а хомячка, просто разрывает. Вот и посмотрим, как мои самые ядовитые стрелы повлияют на людей. Яд был очень токсичным и почти мгновенно парализовывал работу сердечной мышцы, – спасибо кобрам, и прочим гадам. Никого из врагов я не собирался жалеть.
Караван охраняло четыре человека, расположившихся с разных сторон по двое, вот в них-то и полетели первые стрелы. Кто-то из них, успел вскрикнуть, пытаясь, подать сигнал, после неудачного выстрела, но в суматохе просыпающегося лагеря, этот предсмертный крик, никто не услышал.
И все они замертво свалились в траву, корчась в судорогах от смертельного яда. Яд, не подвёл, сработав, как я и хотел. Оценив его действие, я вытащил полую тыквенную кубышку с его остатками и нанёс его на лезвие своего копья. Выглянув из травы, оценил обстановку и дал знак, атаковать по плану А. Поднявшись из травы, воины бросились на врага. Накануне вечером, я только что не умолял их не кричать при атаке.
Поначалу, так всё и было, но убив первого своего врага, они не сдержались и понеслось… Распределив заранее все известные нам цели, я побежал сразу в ту сторону, где были охотники с огнестрельным оружием и их предводитель.
На пути мне почти сразу попался один из охотников, грозно размахивающий мечом, а сзади него сразу двое с копьями и щитами. Отбив удар щитом, я ударил его копьём даже не стараясь ударить сильно, главное прорвать кожу, а яд сделает за меня всё остальное.
Так и случилось. Пропоров ему плечо, я без удовольствия увидел, что он забился в конвульсиях и сразу перешёл к двоим с копьями. Чудеса фехтования, ни один, ни второй не проявили, но смогли повредить мой щит и пропороть мне бедро.