… Нет! Это всё надо остановить.
— Нет. Не надо, — вдруг холодно приказал нам Арнео и положил начавшую приходить в себя Анну на землю. — Я всё-таки сам. Сам хочу.
Глаза его замерцали, а тело наполнило сияние. Будь вокруг ночь, оно бы озарило местность словно лучи солнца. Хранитель этого мира действительно стал выглядеть как бог… Хорошо, что я различал, что это всего-то очень и очень высококлассная иллюзия. Не то бы тоже поверил и сам осенил себя каким знаком.
— Ларион! Ларион Свет Солнышко! — загалдели в толпе и начали падать на колени.
От Арнео начал распространяться нестерпимый жар, а затем он он величественно подошёл к дрожащему Леонтию, возложил ему руку на лоб и приказал:
— Гори.
Мужичка окутало пламя. Он дергался, верещал, пробовал кататься по земле, но этот огонь ничто не могло погасить. Даже когда тщедушное тельце Леонтия затихло, белоснежные языки продолжали буйно отплясывать на костях, покуда не осталось от них и пепла. Тогда Арнео медленно прошёлся по кругу, заглядывая каждому жителю Подранок в глаза, и в конце концов процедил:
— Звери вы, а не люди. И покуда не научитесь жить по человеческой правде и совести не явлю я вам ни одного благословения своего. Прочь отсюдова, не то и вас пожгу!
Перепуганный народец разбежался в считанные секунды. Косарь ткнул меня в бок и взволнованно спросил:
— Мож и нам того?
— Не, всё нормально, — ответил я ему и подошёл ближе к Арнео.
Хранитель мира плавно снял с себя иллюзию и присел возле Анны. Она скорее восторженно, чем испуганно, посмотрела на него и вдруг горько расплакалась, закрывая лицо руками:
— Грешна я! Виноватая! Я ведь молилась. Молилась, чтоб умер дядька мой. Молилась!
— Знаю. Бог твой эти молитвы и услышал.
Он аккуратно опустил её ладони, поцеловал в лоб и прижал к себе. Затем посмотрел на меня, смотрящего на него с укоризной.
— Что, Морьяр?
— А я и ребята? Зачем мы тебе нужны были?
— Хотел посмотреть. Вдруг так уехали бы? Грамоту-то ты получил. Мог и не вернуться.
— Я, конечно, привык находиться там, где мне больше платят, но…
Мне никак не удавалось выразить вслух то, что я ощущаю. Это была несомненно обида, но обида на что? Слова я не давал никакого, чтоб об обещании говорить. Другом Арнео мне не был. То, что девушку обижали, так мало ли обиженных на свете?