- Пьянь! – ворчал кто-то. – Ты только погляди, Васька. Видела бы его Яга!
- Да, задала бы ему бабуля трепку, - соглашался кот. – Тащи, Русик, простудится ведь.
- Лето на двор-ре, - узнал, наконец, голос ворона, и каким-то чудом Васька и Руслав куда-то меня поволокли. Я стукнулся лбом о лежанку и застонал.
- Пр-ротрезвел, пьянь? – склонился надо мной ворон и клюнул в нос.
- Ай, ты чего дерешься? – подскочил я, пошатнулся и рухнул на лежанку.
- Меньше пить надо. – Ворон взгромоздился на притолоку надо мной. – И не пр-ридется никому тебя таскать.
- Русик дело говорит, - мурлыкнул Васька. – А ты спи, спи, Веник. Лешего мы проводили. Он довольный ушел и остатки настойки с собой унес. Весело будет сегодня в лесу.
Я закрыл глаза, укутался в одеяло и снова провалился в сон, а проснулся от того, что под окнами выли:
- Ве-еник! Ве-еник!
Какой дурак меня зовет в такую рань?
- Ой, плохо мне, Веник, давай настойку от похмелья, а то на всех березках за ночь шишечки вызрели.
Понятно, Лешего принесло. Пришлось ползком выбираться с лежанки. Изба, видимо, почувствовав мое состояние, вдруг завертелась, закружилась, как юла, и я со стоном сполз на пол.
- Что за настойка хоть? – спросил то ли у Руслава, то ли у Васьки, потому что не видел ни того, ни другого.
- Вот, пей, болезный.
Стопка приплыла ко мне прямо в рот, я выпил горьковатую жидкость, и мир обрел былые краски, а изба перестала вертеться.
- Спасибо, Василий. – Я поднялся на ноги. – Налей-ка еще одну рюмку для Лешего.
- Вообще-то у меня лапы, - заявил кот, который только что меня напоил. – Так что, Веник, Лешего отпаивай сам. Говорил я тебе, что настоечка коварна, да только кто меня слушал?
Я вздохнул, подтверждая правоту кота. Говорил, предупреждал. На столе стояла небольшая бутылочка мутного стекла и граненый стакан.
- Лей в стакан воду и добавь три капли настойки, - подсказал кот. Я послушался, несмотря на то, что голова так и шла кругом, и потащился на улицу.
Леший сидел у крыльца, обхватив голову руками. Приятель Бабы Яги ахал и охал, покачиваясь из стороны в сторону.