Мотель… До мотеля еще добраться нужно, а точнее выбраться из той ситуации, в которую угодил. Сходил за водичкой, называется… Ну вот кто?! Кто, скажите на милость, тянул Марию Луизу за язык?! Понятно, что по характеру баба вздорная, излишне эмоциональная, но голова-то должна быть на плечах? Это она меня с самой гостиницы пасла, надеясь уличить в поступках, недостойных чести детектива.
Есть такая особая порода людей, которым стоит один раз не угодить и все: будешь до скончания века ходить в козлах. И тут хоть мир целиком спасай, ситуации не исправишь, потому как клеймо на тебе стоит вечное. Логика… какая здесь логика… Воронов подлец и мерзавец, который плохо обошелся с Алиночкой. Ну не мог он просто так выйти ночью на улицу, значит вдобавок предатель и шпион республики.
Напарник как-то вскользь упомянул, что Мария Луиза считается второй матерью младшей Ольховской. Это что-то вроде крестной в нашем мире, только с куда большими обязанностями и правами. Здесь одними подарками на день рождения не отделаешься. Здесь тебе и волосы на три года обрезать лично, и на первый бал сопровождать, и по левую руку во время брачной церемонии стоять. Быть настоящей второй мамой… пропади пропадом аристократы с их гребаными традициями. Усугублял ситуацию тот факт, что у самой Марии Луизы детей не было. Может на этом фоне она малясь и поехала, потеряв всяческий рассудок и возможность логически мыслить? Рассерженная самка, защищающая детеныша? Не знаю… может и так, а может иначе. Это Валицкая у нас властительница человеческих душ, а я всего лишь детектив, валяющийся в кузове автозака из иномирья.
До пункта назначения ехали минут двадцать, после чего мое тело извлекли наружу, и особо не церемонясь, протащили по полутемным коридорам. Где нахожусь - не знал, как и не знал, где находится Мария Луиза: нас изначально разместили по разным машинам. Информацией не делились, прав не зачитывали, не пинали – и то ладно.
Отъехали в сторону очередные двери и меня спустили вниз по ступенькам. Краем глаза вижу решетки: справа, слева, может статься, что и спереди тоже есть.
- Куда его? – звучит уже ставший знакомым нагловатый голос.
- В левую, - ответили нехотя, с заметной ленцой. Обладателя голоса не вижу, только начищенные до блеска ботинки.
- Может к старику, на воспитание?
- Занято там.
- Знаю, что занято, но это ищейка. Должны же мы, граждане первой республики проявить гостеприимство, чтобы радушие наше запомнилось на всю жизнь.
- Тогда в правую, - согласился владелец пижонских ботинок.
И меня заволокли в камеру: бросили на пол, лязгнув на прощание металлом.
Лежу на холодном бетоне, пытаюсь пошевелить затекшими конечностями. Левая двигаться отказывается, совсем чужая, с правой выходит чуточку легче. Переворачиваюсь на бок и первым делом стираю с лица осточертевшую пену: с глаз, с носа, со щек. Заваливаюсь на спину – выдыхаю. Чувствую, как красная жидкость поступает в затекшие конечности, миллионами иголок пронзая плоть. Шевелю пальцами, напрягаю мышцы, пытаясь разогнать кровь по венам.
- Ни тебе привет, ни здравствуйте, - послышался противный гундосый голосок. – Слышь, цык, здесь так-то люди уважаемые.
Запоздало вспоминаю что не один нахожусь в клетке, пахнущей сырыми стенами и мочой. С трудом приподнимаюсь на локте, двигаю головой: шея болит в месте укуса, но не кровоточит и то ладно.
Осматриваюсь… Понимаю, что нахожусь в небольшой вытянутой камере, ограниченной стенами с трех сторон и сплошной решеткой, от пола до потолка, с четвертой. Именно на нее и откидываюсь, ощущая лопатками толстые прутья: не менее холодные, чем пол под задницей.
Кроме меня в помещении два сидельца: пожилой мужчина с остатками седых волос на голове и пацаненок, на вид мой ровесник, может чуть младше. Именно он уставился с вызовом, смотрит не отводя взгляда. Предлагает устроить соревнования, кто поборзее будет? Нет уж увольте, играть в гляделки не мое.
- Чё, цык, - снова прозвучал гнусавый голосок, стоило отвести глаза. – Ты чё, цык, не здороваешься?
Цык, цы, или цыка – распространенное междометие среди уголовников. Замени его знакомым «на» и сразу повеет ветрами родного мира. Тот же Леша-опездал не мог нормально двух слов связать, чтобы не «на-накнуть». В иномирье же это звук успешно заменял «цык», обрезок термина ганцык. Так на жаргоне называли неудачника, человека слабого, не способного постоять за себя – лоха, одним словом.
Понимаю, что миром с посидельцами не разойдемся. Не для того меня запихнули в правую камеру, не для того обозвали ищейкой во всеуслышание, а значит проявлять излишнюю деликатность в общении не стоит.
ebooksa