— Разумеется.
Сапфириат принял это за приглашение остаться и не спеша двинулся дальше по коридору. К нему начала возвращаться жизнь, а отчасти — даже высокомерие.
— Это была весьма интересная защита, — признал он снисходительно, — знаете, Февраль… ваши стратегии могут пригодиться в Семицветнике, даже очень. И если бы вы не отказались поделиться ими…
— Семицветник и без того взял из моего мира слишком много — для такой страны, как Целестия, — отозвался Макс. — Есть вещи, которые должны оставаться в вашем мире, а есть то, что должно оставаться в моем.
Синий Магистр остановился и какое-то время вглядывался в его лицо с довольно непонятным выражением — как будто даже с жалостью.
— Сколько вам лет? — наконец спросил он.
— Сорок.
— Знаете, Макс… до сорока одного вы не доживете.
Магистр посчитал это достаточным пожеланием спокойной ночи и не сказал больше ничего.
Глава 12. Наука быть живыми
Шаг. Шаг. Шаг.
На каком-то из этих шагов нужно сделать вдох, но это почти невозможно: там, внутри, открытая, замерзшая рана, и даже самая маленькая порция воздуха словно раздирает ее края, углубляет ее, усугубляет.
Но без воздуха она упадет, а потому — вдох и невероятная, скручивающая и раздирающая боль внутри. Пространство вокруг подергивается дымкой тумана, она встряхивает головой, отгоняя дымку, и откуда-то сбоку медленно выплывает колышущаяся, неверная тропа под ногами.
И — шаг. Мгновенно, но мощно собраться с силами и толкнуть себя вперед в очередной бесполезный раз; она бредет и бредет по этому призрачному безжизненному лесу, цепляясь онемевшими пальцами за шершавые, грубые стволы. Вечность, кажется, выглядит именно так — проклятая вечность, которой так боятся в Целестии: это путь без цели в никуда из ниоткуда.
Шаг, спотыкающийся и неверный, и выдох — такой же болезненный, как и вдох. Воздух внутри смерзся в склизкую ледяную массу и теперь потихоньку вытекает из губ — и где-то внутри нее еще есть ненависть к этому воздуху. Потому что его нужно еще раз вдохнуть.
А так просто было бы упасть — и…
Артефакт. Это осталось в ней кроме ненависти. Артефакт. Артефакт… слово вызывает в памяти испуганное лицо какой-то девчонки на арене, поднятые руки, которыми девчонка хочет заслониться от чего-то… Когда же и где это было? Что такое этот самый артефакт?
Дорога расплывается и пропадает перед глазами, мир раскачивается, она пытается взглянуть на радугу, но радуга на небе выцвела и стала серой, и от этого только страшнее. Давящий комок в горле подозрительно напоминает страх, и тогда вместе с очередной порцией смерзшегося воздуха она выдыхает слабое:
— Помоги… — просьбу, которой от нее не слышали уже прорву столетий.