Серая радуга

22
18
20
22
24
26
28
30

— Но какое из них определяет твою суть? Я знаю, что ты из внешнего мира, для этого мне не нужно приближаться к тебе, разве там, вовне теперь есть хорошие Нарекательницы? Стоящий на пороге, разве ты боишься слов? Ты, бездник, над которым я слышу знак Идущего-сквозь-стены — разве боишься, что слово может стать тебе приговором?

Взглянув в насмешливые глаза Дары, Макс сделал шаг вперед и вытянул руку с миной, явно говорящей «На, подавись!»

— Бр-р, — содрогнулась Вещая Майра, едва ладонь Макса оказалась рядом с ее ладонью. — Какое холодное сердце! Ты сам сделал так, что оно стало тверже хрусталя? Ударь по нему — и услышишь звон вместо стона, Февраль, Февраль, каким огнем можно растопить эти льды? Когда проглянет солнце и зазвенят капели, будет ли истинная оттепель после мнимых?

Макс, передернувшись, убрал руку уже после первой фразы, а договаривала Вещая Майра медленно и тихо, будто прислушиваясь к себе. Умолкла и застыла — с испуганным выражением лица.

Ковальски хмыкнул, о своём имени ничего говорить не стал, порылся в кармане, достал еще пару радужников и с брезгливым «спасибо» положил рядом с кучкой монет от Дары и Кристо.

Потом кивнул в сторону выхода и сам повернулся, чтобы выходить, но его догнал голос Нарекательницы.

Только вот теперь она медленно, тягуче и монотонно выговаривала рифмованные строчки на манер считалочки или колыбельной:

Капли крови — стук-постук,

Просыпайся, старый друг,

Раз-два, столько лет,

Нам прискучил неба цвет…

Первый напросившийся вопрос к подросткам: «Что вы опять выкинули?» — застыл у Макса на губах, когда он увидел встревоженное и перепуганное лицо Дары и остолбеневшего Кристо. А Вещая Майра все тянула на манер ведьминского заклятия, и в голосе у нее начало проклевываться что-то зловещее и злорадное, скрипучее, и даже лицо начало принимать ведьминский, темный облик.

Ты зайди на пять минут,

Где тебя совсем не ждут.

Раз-два, спеши скорей,

Нет стража у дверей…

Под землею темен мрак,

Пусть со всеми будет так.

Раз-два, где сердца?

Всё пропето до конца.