Но зима в Целестии никогда не длится больше семерницы, и эта не стала исключением. На восьмой день утихли дожди и пригрело умытое солнце, просияла обновившаяся радуга на небе — и еще через пару суток всё уже благоухало, пело и цвело. Весна втиснулась во все щели, заглянула во все уголки: лягушки в озере надрывались от радостных серенад, на дракси появились отчаянные предупреждающие надписи «САМКА!!» — а Одонар спятил.
— Никогда бы не подумал, — съязвил по этому поводу Макс Ковальски. — Оказывается, есть, куда!
Занятия, производство и эксперименты летели под откос каждый день; по саду было невозможно пройти, не натолкнувшись на чьи-нибудь торчащие из кустов ноги; любовные, помрачающие страстью и шуточно-приворотные артефакты создавались на каждом шагу — и через шаг уничтожались Фриксом, который, впрочем, не усердствовал особенно. Отсутствие Феллы Бестии всё-таки сказалось: артефакторий отдался безумию едва ли не целиком. Даже Караул кидался к нарушителям с таким игривым оскалом, что те начинали улепетывать в два раза быстрее; даже Вонда бросил временно страдать и жаловаться и распевал песни времен Альтау, пряча под куртку все новые бутылки верескового пива. Пиво ему поставлял подобревший Рог Изобилия — и с ним что-то сделала весна…
Волна весенних безумств в Одонаре не потопила всего четверых.
Одной из них была Лорелея. По-прежнему холодная и задумчивая, она бродила по саду или стояла на своей башне с развевающимися волосами, скрестив на груди руки. Обычная ее печаль теперь часто разбавлялась гневом или горечью, когда она кусала губы, вспоминая что-то или сверкала глазами — и порыв «слепой магии» сносил к отчаянию Зерка столетний дуб. Но что обозначало поведение богини — никто выяснять не осмеливался.
Дара почти повторяла поведение Лорелеи, но на башне не стояла и не наносила никакого ущерба деревьям. Она просто почти ни с кем не разговаривала, разве что с вещами, и теперь часто смотрела сквозь собеседника, будто решая что-то в уме. Пока что такое ее поведение оставалось незамеченным: Кристо наконец добился от Мелиты скупого согласия на свидание (но после похода во внешний мир); сама Мелита серьезно сообщала всем и каждому: «Я весной себя чувствую мотыльком и должна облететь все цветы!» — и правда, летала то там, то тут, и поймать ее не всегда удавалось. Нольдиус же тоже не избежал весенних чар, перестал пудриться и начал робко поглядывать на бегающих за ним девчонок, к удовольствию последних.
Очередным лицом, неподвластным пению птиц и ароматам цветов, был Макс Ковальски. Чаще всего он попросту лежал на кровати, читал или смотрел в потолок и не делал ровно ничего. Уроки сеншидо давал только если его очень тормошили (почти не тормошили), а если и выходил в сад, то раз в день и совсем ненадолго: чтобы увидеть издалека тонкую белую фигурку с ало-золотыми волосами и вернуться опять к себе в комнату.
Наконец, Экстер Мечтатель упорно пребывал в меланхолии. К этому обычному для директора состоянию прибавилась печаль об утраченной Бестии. И еще кое-что прибавилось, о чем действительно стоило печалиться, и в один великолепный солнечный день Скриптор сообщил Максу, что он нужен Мечтателю
Наглый теорик прямо так и написал.
Он застал Макса не в бездействии, а за сборами. Группа должна была уходить во внешний мир на завтрашний день, Ковальски понимал, что уже не вернется в Целестию после этого ухода. Стены комнаты, чутко следившие за настроением хозяина, еще совсем недавно изображали одну и ту же фразу на разных языках и разными шрифтами: «Как мне забыть?» — но после решительного окрика угомонились и стали просто серыми.
— Я нужен Мечтателю? — подозрительно переспросил Макс, глядя в свою легкую сумку. — В какой степени?
Скриптор схватился за голову и молча возвел кверху выразительные глаза.
Он все показал верно: у директора был вид утопающего. С минуту Экстер просто задыхался и размахивал руками, потом выпалил:
— Макс, это совершенно невозможно! Только что… извещение из Семицветника. Это… это катастрофа…
Какое-то время Макс вглядывался в его лицо. Потом скис.
— Только не говори мне, что у вас тут бывают инспекции.
Директор издал тихий, жалостный и полный согласия звук.
— В такое время? Я имею в виду — после квалификации? И теперь, когда у вас тут нет… черт.
Экстер исторг из груди чудовищно печальный вздох.
— Опасаюсь, что все дело именно в отсутствии Феллы. Видишь ли, они могли решить воспользоваться ситуацией… Судя по тому, что я получил, — проверка будет доскональной, и я…