Черная дама

– Чего-о? – рявкнул Ваня.

– Что за бред?! – поддержала его Саша.

– Это не бред, – с ледяным спокойствием уверенного в себе человека отозвался Троекуров. – Мы располагаем видеозаписью, на которой видно, как он выходил на улицу вечером.

– А на вашей видеозаписи, случаем, не видно, как его вносили обратно? – с вызовом поинтересовалась Саша. – Это вы заставили его выйти в метель!

– Саша, – тихо осадил ее Войтех, тронув за руку. – Не нужно.

По крайней мере, пока. Пока он не готов раскрывать карты прилюдно, вряд ли поверят ему, а не директору. Ведь люди верят тем доказательствам, которые видят своими глазами. А увидят они пленку, на которой запечатлено, как он выходит на улицу.

– Это он убил наших учениц, – продолжал вещать директор, работая на собравшуюся публику. – Ведь в ту ночь, когда убили Эльмиру Мартиросян, он тоже периодически пропадал из поля зрения. И на одной из записей видно, как он выходил из пансионата, а вернулся лишь спустя сорок минут.

– А первые две? – нарочито спокойно напомнил Иван. – Нас тут вообще не было.

– Откуда нам это знать? Очевидно, он и убил девочек, а потом приехал сюда якобы с расследованием. Ввел в заблуждение всех. И перчатки на руках носит специально, чтобы не оставлять следов. Думаю, будет лучше надеть на него наручники и оставить под охраной до тех пор, пока к нам не доберется следователь.

Последнее директор сказал полицейским, и Семеновцев с напарником шагнули к Войтеху. Тот отступил назад, снова машинально потянулся к карману, но тут же остановил себя. Если достанет пистолет, только перепугает всех вокруг, а рядом дети. И тогда уж тем более ему никто не поверит. У полицейских тоже есть оружие, его уложат в два счета, могут пострадать люди.

Войтех покорно вытащил руку и не собирался оказывать сопротивление, но вместо него это сделал Иван.

– А давайте я вам расскажу, как было дело, – предложил он, совсем чуть-чуть заступив Семеновцеву дорогу, но тот воспользовался этим, остановился. Войтех понял, что полицейский вовсе не горел желанием надеть на него наручники. Семеновцев, вопреки логике и здравому смыслу, хотел верить ему. Наверное, они были очень убедительны накануне. – Мы действительно приехали сюда с необычным расследованием. Поскольку смерти этих девочек – не первые в цепочке. Такие смерти повторяются в феврале каждые тридцать лет, начиная с тысяча восемьсот девяносто седьмого года. Больше ста лет. А все потому, что в тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году, опять же ровно за тридцать лет до первой серии убийств, жили здесь неподалеку два талантливых друга-скрипача. Один был чуть более талантлив, другой чуть менее, но для них это было неважно. Важно было лишь отцу одного из них. Того, который был чуть менее талантлив. Отец был музыкальных дел мастером, делал в том числе и скрипки. А поскольку скрипачи готовились к участию в важном конкурсе, решил он помочь сыну. Но что-то перепутал, и скрипка убила мальчика. Бедный скрипач после смерти не нашел покоя. Теперь каждые тридцать лет скрипка требует новых жертв, но уже не куриц, с помощью убийств которых была создана, а девушек, и скрипач пытается найти того, кто доиграет за него симфонию и тем самым освободит его. Я все верно говорю? – Ваня повернулся к Троекурову.

Тот удивленно приподнял брови и рассмеялся.

– Вы сумасшедший! – заявил он. – Кто в здравом уме поверит в такой бред? Особенно когда рядом есть настоящий убийца.

Войтех понимал, что слова директора выглядят гораздо более правдоподобными. Он чувствовал, что толпа верит Троекурову. И даже полицейские сомневаются. Не хотят арестовывать его, но версия директора выглядит стройнее, продуманнее. В нее легче поверить. А еще Войтех чувствовал, что они в чем-то ошиблись. Где-то в словах Ивана содержится фатальная ошибка.

– Чего вы ждете? – рявкнул Троекуров Семеновцеву. – Арестуйте его!

Полицейский снова неуверенно шагнул к Войтеху, но тот решил не нагнетать, сам протянул ему руки, предлагая защелкнуть наручники. Даже если какое-то время ему придется провести в заключении, Саша и Иван что-нибудь придумают. Они хорошие сотрудники, умные, находчивые, и не из таких ситуаций выпутывались.

– Стойте!

В дверях столовой появился Мамонтов. Он выглядел бледным и невыспавшимся, с синяками под глазами, и напоминал сейчас сторожа после суточного дежурства, а не удачливого бизнесмена и мецената. Но метаморфозы произошли только внешние, внутренний стержень остался прежним, этого нельзя было не почувствовать, а почувствовав – нельзя не поверить его словам.

– Я попробовал все вспомнить так, как вы велели, – сказал Мамонтов Саше. – И кое-что мне удалось. Все это действительно уже происходило тридцать лет назад, когда я учился здесь. Первой жертвой этого маньяка стала моя сестра. А затем еще две девочки. Потом появилась скрипка, и мой одноклассник, который умел на ней играть, взял ее. Тогда Петр Яковлевич, работавший в то время у нас обычным учителем, и рассказал легенду об этой скрипке. Раз взявший ее в руки принимает на себя проклятие и вынужден попробовать играть всю ночь. Конечно же, мой одноклассник не смог, ведь он даже не был профессиональным музыкантом, в то время в школе не было оркестра. Скрипка убила его, а мы все, вся школа, вынуждены были сидеть в актовом зале и слушать его игру, наблюдать за его гибелью. И звуки музыки стирали нашу память, делали так, чтобы наутро мы не могли собрать единую картину. Петр Яковлевич вместе со скрипкой исчез сразу, как только скрипач упал замертво. Исчез на тридцать лет, чтобы недавно появиться снова. Так что наручники стоит надеть на него.