Непогасшая надежда

22
18
20
22
24
26
28
30

Тесса

Я очнулась от крика ворона.

Это было такое резкое и такое громкое карканье прямо возле моего уха, что я поморщилась. Ненароком вспомнилось, как тихо стало перед атакой зараженных. Словно весь лес вымер, предчувствуя скорое наступление смерти. Это поразительно. Потому что для животных и птиц зараженные не представляют опасности, но они все равно замолкают и прячутся в норы, видимо, из братского сострадания человеческому роду. Жаль, что в свое время мы вам подобного уважения не выказывали и охотились на вас, уничтожали ваши дома ради древесины и пахотных земель, чтобы взращивать и поедать ваших собратьев. Простите нас за наше расточительство и черствость сердец. Свое мы заслужили. Природа стерла нас с лица земли, и теперь вы снова хозяйничаете на поверхности. Баланс достигнут, равновесие вернулось. Больше человек не уничтожает этот прекрасный мир, теперь мир охотится на нас, теперь мы — добыча.

Ворон снова гаркнул. А может, своим молчанием вы предупреждали нас? Неужели после всего, что мы делали со зверями, они все еще хотели нам помочь? Я бы отвернулась от своего вечного эксплуататора, который не знает чувство меры и убивает ради развлечения, причиняет мне боль ради того, чтобы наполнить свою ненасытную утробу пищей, когда вокруг есть другая еда, которую не надо убивать, чтобы съесть. Но в том то и вся разница между человеком и животным: я не умею ценить жизнь других настолько же, насколько животные способны заботиться друг о друге, принимая правило природного равновесия.

В одной из документальных передач их Хроник я видела, как львица сдружилась с детенышем антилопы и оберегала его как мать. В каком-то заповеднике тигр дружил с козлом. А русский писатель создал прекрасный рассказ про льва и собачку в клетке. Хищники сосуществовали с добычей по какой-то объединяющей их нужде в заботе, в защите, прекрасно понимая, что однажды жертва все равно станет добычей хищника, закон природы не изменить. Но они принимали это правило смиренно и непреложно. Оно сакрально для всех них.

Мы же его не принимали. Мы вознесли значение человека до небес, посчитали себя богами, думали, что в силах контролировать такое грандиозное явление, как природа. Потому и проиграли. Человечество вымирает из-за своей бесконечной гордыни и слабости бороться с ней.

Я открыла глаза.

Черный ворон прямо передо мной. Нет, он не призывал меня проснуться. Он сидел на трупе жителя деревни — мужчины сорока лет — и ковырялся в его кишках, выдернутых из бедняги озверевшим созданием. Мужчина ведь пребывал в полном сознании, когда эти твари ворошили его брюхо. От этой мысли затошнило.

Зрение постепенно расфокусировалось, и я смогла оглядеться немного. Я лежала на снегу. Он непривычно теплый. Через секунду я понимаю, почему. Снег — красный. Я лежу в крови. Чья это кровь? Как она здесь оказалась? И где я вообще?

Я собрала все силы в кулак и приподнялась на руках. Шею с правой стороны тут же пронзила острая резь. У меня аж глаза из орбит выпали от этой боли! Я машинально прижала руку к месту ранения. И как только я это сделала, я все вспомнила.

Меня укусили!

Помню, я бежала за Аяксом. Да! Вот и следы тракторной гусеницы передо мной! А потом что-то набросилось на меня со спины. Видимо, гнавшийся за мной зараженный приблизился на критическое расстояние и атаковал. Он впился в основание шеи. Я аккуратно ощупываю место укуса и с ужасом нахожу подтверждение каждой своей догадке. Мне это не приснилось! Меня действительно укусили! Я чувствую следы от десятков острых зубов у себя на шее и плече. Черт! Как же глубоко они вонзаются!

Стоп! Меня укусили! Почему я до сих пор в сознании? Вернее, почему я до сих человек?

Я тут же взглянула на наручный планшет. Сколько времени прошло с нападения? Как давно меня заразили? Часы показывали половину первого. Значит, прошло ровно два часа. Как раз время достаточное для того, чтобы вирус отключил лобные доли мозга, и человек проснулся уже не человеком, а зараженным. Тогда какого черта я проснулась человеком? Что происходит? Может, надо больше времени? Может, надо снова впасть в спячку? Какие правила в этой игре? Что мне делать?

Так, без паники! Давай соображать.

Существует приблизительное процентное соотношение между людьми, которые превращаются в зараженных после укуса, и людьми, повреждения которых столь обширны, что превращение не представляется возможным. Вирус просто не успевает активировать систему быстрой регенерации до того, как человек умирает. Судя по всему, я не отношусь ни к первым, ни ко вторым. Потому что, определенно я не мертва, но еще и не превратилась.

И тут справа от меня раздался знакомый рык, прервавший мои логические цепочки рассуждений. Я его никогда ни с чем не спутаю! Этот характерный рык из пасти, в которой булькают вязкие слюни, а из глотки доносится сиплое дыхание, как будто эта тварь задыхается от острого голода.

Я посмотрела налево, где лежал обед для воронов. Не может быть, чтобы он ожил! Его повреждения несовместимы ни с каким способом жизни! Я слегка вытянула голову, не желая потревожить обладателя хрипов своим движением. И в следующую секунду мое сердце замерло от страха.

Всего в метре от мертвого мужчины чуть поодаль лежал солдат. Вернее, он не совсем лежал. Его конечности начали судорожно сгибаться. Он неестественно выпрямлял и сгибал руки, словно в него вселился призрак, и сейчас он примерял на себя новую оболочку, как костюм. Все его движения были резкими, компульсивными, изломанными. А потом он перевернулся и вытянулся на руках, как кошка, только вместо красивого «мяу» из его рта раздался сиплый вой, глаза округлились, а голова также неестественно выкручивалась из шейных суставов, точно он разминался перед забегом.

Его глаза приобрели ярко-голубой цвет, а из раны на шее, похожую на мою, вытекала вязкая черная запекшаяся кровь. Это — пока что вся зримая трансформация в его теле. Под шлемом еще и волосы есть, и вес его пока в норме. Но через пару месяцев он полностью облысеет, ротовая полость медленно потеряет зуб за зубом, там вырастут клыки, рот вытянется в более широкую пасть, а сам человек исхудает до мышц и костей, и экипировка бойца спецотряда останется единственным предметом, по которому его еще можно будет опознать.