Фунчоза на выпад Мухи не отреагировал, особенно, когда Хай Лин стояла напротив него со сломанной рукой, подвешенной в косынке, а Бриджит едва ли могла стоять из-за гематом по всему телу. Остальные тоже не могли похвастать отличной физической формой: со дня штурма Генералитета прошло всего полторы недели, и за такое время переломы не срастаются, а швы едва успевают затянуться.
Легавый хоть сколько может пытаться скрыть от меня вывихнутое колено, но я уже наперед знаю, что в грядущей схватке мне придется стоять между ним и вражескими пулями. Потому что не смогу я сообщить Тамаре о том, что ее сын пал смертью храбрых. Родители не должны терять детей. Был бы мой отец жив, я бы не пожелала ему такой участи.
— Муха прав. Если мы хотим поднять реальный бунт, нам нужны все Падальщики, но ребята расформированы, — произнес Электролюкс.
— Козел-Триггер специально разбросал их по разным отрядам.
— Как мы сможем добраться до них? Как сможем их собрать в одном месте в одно время?
— Долбалания использовала спиногрызов для доставки сообщений. Эффективное решение!
— И скольких детей ты видел в военном блоке?
— Мы можем пустить их по канализации! Пусть поработают таракашки!
— Не будет никаких детей в нашем плане! У меня есть идея!
— Ну конечно! Она у него всегда есть. Гребанный красавчик.
Калеб же вытащил с полок стопку знакомых книжек.
— Комиксы? — удивился Антенна.
Запрещенные Отделом пропаганды, как дискриминирующие действующую власть, эти провокационные книжонки, полные историй, списанных со всех ярких и реальных персонажей Желявы, демонстрировали со своих черно-белых страниц солидарность его автора с мятежным духом, бродящим по коридорам измученной подземной базы. Мне тоже становилось легче, когда я держала их в руках и видела в их рассказах мои умозаключения, подозрения и надежды. Один из номеров комикса был посвящен моей жизни, в нем были красочные пейзажи отцовской родины — деревенька Палужье близ Брянска, фотографии которой так врезались мне в память в детстве, и всю жизнь я хотела вернуться в те места, где вырос папа.
Теперь я знала, что это Маргинал добровольно стал нашим автобиографом. Эти комиксы заставляли всех, кто их читал, верить в то, что они не одни, и что кто-то там сверху, такой вездесущий, знает обо всех событиях, происходящих на Желяве, знает секреты ее жителей, но еще более важное — знает их страхи. Маргинал обнажал их в метафорических рисунках и карандашных аллегориях. Наши страхи говорили с нами на страницах комиксов, и каждый задумывался над тем, как их побороть.
До меня вдруг дошло.
— Маргинал! — воскликнула я.
Ребята посмотрели на меня, в их глазах вспыхивало озарение друг за другом.
— Черт, от этого психа у меня всегда мурашки были, — Легавый передернул плечами.
— Наш вечный призрак, — добавил Буддист, — он был всегда и везде.
С этими словами Буддист указал на десятки разносортных мониторов, собранных в комнате. Маргинал следил за каждым углом Желявы не хуже тысячи глаз Трухиной.