Свет зажегся

Судьба этого кита взволновала Полину, на ее лбу появилась трагическая морщинка. Впрочем, Толику тоже удалось прочувствовать одиночество этого парня.

— Как это грустно, почему так? Может, он как-то еще может общаться с другими китами, не только пением? Вот немые же придумали свой язык. А даже бы если нет, то все равно же жестами, взглядами тоже как-то можно понять. Ну это не говоря уже о письменной речи. Может и у китов так?

Полина пожала плечами без особой надежды. Толик засвистел так грустно, как только мог, стараясь подражать китовой песне. Ему не хватало знаний, чтобы вспомнить, как это делают настоящие певуны, но представление о китовой печали у него откуда-то было. Полина попыталась поддержать его, но у нее вышел свист, похожий разве что на старый шипящий чайник.

— О нет, кит, китик, дружок, я тебя не слышу!

— Нет, подожди!

Полина вновь попробовала, и среди ее шипения прорвался короткий тоненький свист.

— Здесь кто-то есть? Подождите, я что, слышал другого кита?

— Да, да, слышал! Подожди, кит!

— Кажется, это снова только волны шумят. Придется поплыть по своим делам.

— Не уходи!

Так они сидели и свистели до тех пор, пока у Полины не получился чистый звук, как песня ее грустного кита.

Только когда их киты, наконец, нашли друг друга и уплыли по общим делам, они смогли угомониться. За это время Толик намешал Полине коктейль из сиропов и водки, и пока она училась, стакан уже опустел.

— Расскажу тебе историю про детство, о том, как меня учили свистеть.

Полина тронула его за руку и покачала головой.

— Подожди, Толенька, отвлекись от нашей игры в ассоциации. Расскажи мне свою последнюю наркоманско-бандитскую историю, а потом только о детстве и говори. Или о чем угодно, о хорошем, о плохом, но эту историю отпусти от себя. Ты же в долги потом залез? Что-то плохое было, да? Этот случай был самым ужасным за твою преступную жизнь?

Толик не мог сказать об этом однозначно, тут с какой стороны посмотреть, с точки зрения. Морали, выгоды, опасности для самого Толика? Все по-разному выйдет. Но присутствие финального занавеса в этой на горизонте истории ощущалось отчетливо, поэтому Толик согласился.

— В принципе, да.

— Вот и хорошо. Разберемся с этим. А потом я расскажу тебе то самое. Ну ту историю, про Настеньку, про отца…, — она запнулась, ей было тяжело даже дать описание своим словам. Значит, она таким одиноким китом была, что сердце у Толика сжималось от тоски, и он постарался ее выручить.

— Понял, по рукам! Это обещание нужно задокументировать! Эй, бармен, тут есть юрист?

— Не-а, — отозвался Лазарь из-за барной стойки. Сначала они услышали его голос, а потом уже и свет стал ярче. Он протирал столешницу каким-то бессмысленным жестом, она уже была давно чистой.