Ее глаза округлилась, она испугалась того, что сейчас было в ее голове. Толик и не подумал, что нечто страшное может происходить у него за спиной, ее взгляд был направлен внутри себя.
— Что такое, а? Чего вспомнила?
— Не магия это, а пушки, потому что они были не волшебниками, а бандитами!
Полина разрыдалась горькими крупными слезами, словно маленькая девочка у которой отобрали куклу. Ну или мечту, иллюзию. Она снова подвинула к себе ведерко со льдом и сунула в него лицо.
— Толенька, моя голова остывает, и я лечусь от своего бреда.
Ее голос звучал невнятно из-за слез и положения головы. Толик приподнял ее за плечи, вышло не особенно аккуратно, потому что она поддалась не сразу, и отставил от нее ведерко. Полина тут же уткнулась лбом в его грудь.
— И мой отец — не волшебник из древней семьи. И я — не волшебница.
— А как похожа, и не поверишь, что не волшебница.
— Хорошо еще, что не преступница, как он. Надеюсь, по крайней мере, и память ко мне действительно возвращается.
— Так куда ж нам обоим было бы быть такими.
— Он был не в заключении в крепости, а в тюрьме четырнадцать гребанных лет. И жили мы с мамой на кровавые деньги.
— Так не вы же их такими сделали.
— Мне нужен еще лед.
Она не подняла голову, и Толику пришлось самому взять парочку кубиков. Он отодвинул ее волосы и стал водить льдом по вискам.
— Я всегда понимала, что Эмиль похитил нас с мамой из мести, но все это время в баре мне казалось, что Отабек это сделал со мной потому, что я избранная волшебница с сильной кровью, а не просто так.
Потом она подняла голову и добавила, стараясь говорить как можно ровнее:
— Я про изнасилование, если что.
Полине хотелось предать своим словам большего цинизма, она выглядела в этот момент беззащитной, как котенок, вставший на дыбы.
— Ну я тебе сейчас быстренько все расскажу, правда я во многом запуталась сама, но буду попробовать восстановить.
— Да рассказывай, в каком хочешь виде, я разберусь.