Дилижанс

— А вы бы так не решили в моей ситуации?

— Я бы и в своей так не решил. К тому же вас, все равно, скоро повесят, так что не переживайте.

— За что же?

— За убийство мадам Доры.

— Не убивал я ее. Я вообще впервые в жизни ее увидел. За что убивать? Я лучше дальше расскажу, сами тогда поймете, что неправы. — Джон Каннингем так разнервничался, что даже начал заикаться. — Я… я в этом тумане решил просто свернуть и пойти в другую сторону. Нет, не домой, там меня не ждали. Просто, куда-нибудь. И тут услышал, как рядом остановился кэб. А потом меня кто-то окликнул: «Джон, ты ли это?». Человек, выглянувший из кэба, оказался моим старым товарищем, с которым мы сто лет не виделись. «Эй!», — крикнул он кучеру, — «поворачивай. Только захватим вот этого человека». Я уселся на жесткую скамейку, обитую грубой кожей. И хотя кивал на все его излияния и радостные восклицания, но, кажется, сам не проронил ни слова, даже не спросил, куда он меня везет.

— Как имя этого человека? — спросил Бишоп.

— Да зачем вам? Впрочем, извольте — это был Урия Кавендиш, если это имя, о чем-то вам говорит.

— Ни о чем не говорит, кроме того, что этот человек отвез вас к мадам Доре, а вы ее убили.

— Ни к какой мадам Доре он меня не отвозил. Он привез меня в клуб, и заказал кофе и виски. Я сам в клуб давно не наведывался, и очень удивился, что панели обтянуты новым синим плюшем и биллиардный стол заменен в цвет. Везде происходили какие-то перемены.

— «Где ты развлекался всю ночь?» — Спросил Урия, как только я снял плащ. — «У тебя такой парадный вид, только вот хризантема пообтрепалась. Надо ее выкинуть».

И только тогда я сказал ему, что вчера женился, а то, что не пригласил его на свадьбу, то, на самом деле только потому, что мне сказали, будто он в Европе. Хотя приглашения рассылали всем, и если он хорошо поищет, то, возможно, оно так и лежит вместе со всей непрочитанной почтой. И так далее, и так далее… Но на самом деле я просто не желал видеть его на своей свадьбе по определенной причине, давней и глупой. Он сказал, что рад за меня и надеется, что жена мне досталась хорошая и достойная. Вот тут я и не выдержал, и рассказал все, роняя в кофе горькие слезы. Я говорил, что Милдред меня выгнала, а он сочувственно кивал головой и даже пробормотал, что отчаиваться нечего, бывает и не такое. Но как только я дошел до причины нашей размолвки, он вдруг потемнел лицом и, словно, окаменел.

Потом переспросил: «Ты не знаешь способа „дилижанс“? Это правда?» Я только руками развел. «Ну, если это правда», — продолжал он. — «То ты мне больше не друг. Иди, куда шел»… Он отвернулся и уставился в окно, а я еще немного постоял рядом, надеясь, что он одумается. Но ничего такого не произошло, и я ушел.

— Однако, — оживился инспектор, который все это время слушал откровения арестованного со скучающим видом. — Что же такое. Что это за… метод, способ или как его там… поза? Вы меня просто заинтриговали. И почему незнание этого способа вызывает такую бурную реакцию у ваших знакомых? Я, например, тоже впервые слышу, но меня никто за это с работы не увольняет. А ты, — повернулся он к секретарю, — ты знаешь, что это?

Секретарь перестал скрипеть пером и поднял голову. На его лице, пожелтевшем от вечного стояния за конторкой, не отразилось ничего, кроме скуки.

— Не знаю, — буркнул он. Что, по-видимому, означало — «не знаю и знать не хочу».

— Вот видите, мистер Каннингем, — заметил Бишоп, — он тоже не знает, и никто его тоже не увольняет. И жена пока еще не выгнала. Может быть причина в чем-то другом?

— Уверяю вас — только в этом, — ответил Каннингем.

Уши инспектора заиграли всеми цветами зари. Они выражали то недоверие, то жгучее любопытство и никак не могли остановиться на каком-то одном чувстве.

— И вот тогда вы отправились к мадам Доре?

— Нет. Я отправился… никуда я не отправился, пошел себе по улицам. Даже не помню по каким. А потом очень устал. Скамеек вокруг не было, и пришлось прислониться к такой круглой тумбе, на каких теперь расклеивают рекламу. Мне хотелось немного отдышаться. И услышал резкий женский голос с простоватыми нотками: «Скажите, это королева Виктория?». «Нет, мэм», — ответил другой голос — низкий и тягучий. Только в тот момент я понял, что дошел до Сохо, а путь туда не близкий. Не удивительно, что разболелись ноги, лакированные парадные туфли мало полезны для далеких путешествий. Дама за тумбой настойчиво продолжала спрашивать: «Нет, вы скажите мне, это королева Виктория?». «Да нет же, мэм. Вы ошибаетесь». Этот диалог так меня вдруг увлек, что я осторожно переместился, стараясь производить как можно меньше шума, и увидел расклейщика афиш, увлеченно мазавшего клеем тумбу. Рядом из помятого жестяного ведра торчал рулон туго свернутых свежеотпечатанных листков. Он выхватил один и тут же приклеил поверх другого, где были изображены несколько дам в каком-то разнузданном танце. Не помню, как он называется, но там такая однообразная музыка и танцующие задирают ноги.