— Я пошёл отсюда… а то меня сейчас вырвет, — поморщился Панк, покидая комнату.
Я лишь мстительно проводил его взглядом, ничего не сказав. Он мне не нравился от слова совсем: грубый, презрительно смотрящий на всё и вся, чем-то всегда недовольный. Панк будто искал конфликта, и я мог с уверенностью сказать, что его мне жалко не будет.
— Так… желающие зашить нашего товарища присутствуют здесь? — спросил Бурый, окинув взглядом присутствующих. — Нет?
— Сейчас бы сюда Гребня, — вздохнул Пуля. — Он же бывший наёмник, должен знать, как шить раны, верно?
— Ну что-то он точно знает, однако не могу сказать, что смог бы зашить.
— Там всё настолько плохо? — спросил я.
— Учитывая, что тебе поджарили импульсом, ты сейчас похож со спины на курицу, у которой в духовке лопнула кожа, — ответил Француз. — Тебе сфоткать спину?
— Пожалуйста, — кивнул я.
На фото всё выглядело довольно неважно. Кровь с меня смыли, и то, что было на спине, представляло из себя рану, шедшую от края левой лопатки до правой ягодицы. Красная, в центре широкая, казалось, что она уходила куда-то внутрь тела. Я видел края, которые разошлись слегка в стороны на сантиметр или два друг от друга. Да уж… мало приятного.
— Как тебе? — поинтересовался Француз. Мне показалось, что в его голосе едва-едва проскользнули злорадные нотки.
— Лучше чем думал, если честно.
— А что думал?
— Что до кости там уже дошло, — честно признался я. — Было мало весёлого получить такое.
— Видимо, кто-то из слабого класса, так как будь посильнее, тогда бы дошло до кости. Руки как, двигаются?
— Да, но до жути больно, — поморщился я, попытавшись ими подвигать.
— У нас опиум был где-то, — пробормотал Бурый. — Из Афгана привозили в последней партии…
Он начала оглядываться, после чего вышел из комнаты. Заместо него напротив меня встала Гильза.
— Ты как? — спросила она с сочувственной улыбкой.
— Плохо, — честно признался я. — Бывало куда лучше.
— Хуже, чем когда ты ободрал лицо?