Палец нажал на крючок, и пулемёт без промедления ответил мне грохотом, начав извергать пламя и свинец. Так началась наша оборона.
Надо сказать, что по тому снайперу я так и не попал. Вначале промазал, а потом его закрыла земляная стена. Не знаю, пробьют ли бронебойные пули её или нет, но я смог состричь этой же очередью второго, что был левее него. Остальные тут же бросились врассыпную, прячась кто где и подгоняемые моими очередями. Да, скорострельность у пулемёта была небольшой, однако этого вполне хватало, чтоб загнать всех в укрытие и заставить поднять барьеры или земляные валы.
Буквально через пару секунд мне начал вторить второй пулемёт, а за ним и автоматы. Кто-то даже стрелял с моей стороны, помогая огнём, хотя я и сомневался, что он как-либо сможет помочь мне.
Я стрелял без передышки, быстро сжигая ленту. Противники короткими перебежками приближались от укрытия к укрытию в мою сторону, и я отчётливо видел, как некоторые прикрывают себя щитом. Против двенадцатимиллиметрового пулемёта они были практически бесполезны и могли выдержать несколько пуль, однако в ситуации, когда надо сделать короткую перебежку, они дарили хозяину второй шанс.
Одному это не помогло — я поймал его на мушку и дал такую очередь, что его щит просто разорвало вместе с ним, судя по красному облачку, когда его тело отбросило.
Однако стоило им подойти ближе, как моё преимущество начало сходить на нет. Добравшись до забора, они начали уже куда смелее отстреливаться, причём очень даже метко. Несколько пуль стучали совсем рядом, а одна или даже две щёлкнули об пулемёт, оставив на нём глубокие царапины.
В ответ я начал давать куда более длинные очереди, один раз прервавшись на перезарядку и попав под шквальный ответный огонь, из-за которого пришлось отойти назад, чтоб шальная пуля, пробившая стену, не убила меня. Снизу мне вторил чей-то автомат, однако стоило мне замолчать, как его подавили огнём. И под таким прикрытием, создавая стены перед собой, они начали пробиваться на территорию поместья.
— Бурый! Они на территории! — крикнул я через нескончаемую стрельбу пулемёта Француза. — Я их не смогу достать так близко.
— Держи проход в заборе! Остальное наша забота.
Одновременно с его ответом послышался взрыв. Видимо, кто-то только что подорвался на мине. Следом за этим послышалось ещё два взрыва. Как минимум троих мы вывели из игры сто процентов.
Но сказать держать проход было проще, чем сделать, так как они старались не давать мне высовываться. Более того, на чердак полетели гранаты из подствольных гранатомётов. Одно из попаданий обвалило мне крышу прямо на голову. Второй заставил жалобно затрещать пол под ногами. Ещё несколько, как я понял, попали в стену дома.
Пришлось стрелять вслепую, чтоб хоть как-то перехватить инициативу.
В какой-то степени мне даже удалось это сделать, однако практически сразу рядом взорвалась граната, неслабо оглушив меня и забросав щепками и кусками крыши, в которой от такого попадания образовалась дыра.
Это было метко.
Ощущения в голове после такого были как если резко и быстро покрутить головой — боль в висках и сознание словно в тумане. Я бы сравнил это ещё и с ударом по голове. Сквозь стрельбу и пелену после попадания гранаты я слышал, как кто-то что-то кричал, хотя и не мог взять в толк, кто и что именно. Но я точно знал, что требуется от меня самого.
Слегка покачиваясь, с трудом поднял пулемёт, будто он стал весить раза в три больше, и медленно, волоча его по грязному полу, подтащил к дыре. В рации что-то говорили, но я, кроме бесконечного звона в ушах и грохота очередей, ничего не слышал.
Аккуратно выглянув в пролом после гранаты, я вновь открыл огонь, поливая свинцом тех троих, что решили попробовать пробраться через пролом, прикрываясь земляной стеной и своими способностями.
Двух срезало без каких-либо проблем, однако по второму пришлось пострелять, попутно постреливая по тем, что стреляли из дыры. Но в конечном итоге земляная стена осыпалась, показав за собой лишь труп.
Значит, пулемёт всё же в состоянии пробить стену, если постараться. Ну что ж, тем лучше. Было бы ещё патронов побольше, и я бы здесь разгулялся.
— Шрам, ты меня слышишь? — пробивался голос через гул.