Важный момент, который решит многое. Не всё, но многое, и если я одержу верх, это облегчит мне работу. Это была борьба за власть…
И Француз в ней проиграл.
— Нет, — с трудом ответил он, как если бы выдавливал эти слова из себя силой.
— Ты знал, что она работает на других?
— Нет.
— Ты её надоумил напасть на меня?
— Нет, Фиеста сама решила. Я лишь предупредил, что за ней отправили тебя убить её. Я не знал, что всё кончится для тебя так. Думал, что она просто убежит.
— То есть ты позвонил ей сразу после обсуждения, кто пойдёт на дело, так?
— Ты и так знаешь, что да.
— Ты знал же, что делаешь это за спиной Бурого, Француз, и всё равно позвонил. Почему? Ты же веришь ему.
— Я не поверил сначала, что это Фиеста. Не поверил, что она сдавала, и подумал, что Бурый ошибается. Под такие обвинения мог попасть каждый, и даже он.
Дело было сделано. Я отключил диктофон на телефоне, после чего мог вздохнуть более спокойно. Теперь Француз был у меня в кармане. У меня есть железные доказательства его вины — запись, где он отозвался на своё прозвище, а потом не тонко намекнул, что Бурый и сам может быть стукачом. Попади Бурому это на стол, и Француз не жилец.
До этого были лишь мои домыслы против Француза, и, случись спор, поверили бы, скорее всего, ему. Теперь же даже его знакомство с Бурым с детства не поможет.
Прогнившая, проворовавшаяся структура. То, что выглядело верной друг другу криминальной командой, что так любят показывать по телеку, где брат за брата, оказалась кучкой предателей и убийц, где каждый играет за спиной другого против него, не гнушаясь ничего.
Нет, Француз хотел как лучше, да, но это было предательством. Может и не таким страшным, неосознанным, просто желанием помочь по дружбе тому, кому веришь, но переросло это в то, что есть.
— Бурый метит к власти? На место Соломона? — спросил я.
— Я не знаю.
— Не надо врать, Француз. Давай я лучше обрисую тебе ситуацию в полном свете. Любая хрень влево-вправо, и это, — я достал телефон, после чего включил проигрыватель. Послышался голос Француза, — отправится электронным сообщением к Бурому. Чистосердечное признание. Тебе не надо рассказывать, что он сделал с сестрой одного парня, когда тот не предал, а просто облажался. Твою семью он вообще на мясо пустит за такое, а тебя заставит смотреть.
Он молчал. Сидел, весь напряжённый, будто готовый вцепиться мне в глотку руками.
— А ещё я уже отправил это сообщение другому человеку. Которому я