– Не знаю. Маша мне никогда ничего не говорила.
– Как насчет друзей и подруг?
Надя опять покачала головой.
– Маша их сюда не водила. Стеснялась этого убожества, – пояснила она, обведя рукой обстановку. – Стыдилась, что я такая.
– А как вы сами думаете, что с ней случилось?
На глаза женщины набежали слезы.
– Я опасаюсь самого худшего.
– Разве не могла она найти себе нового парня, о котором вы просто не знаете? А может быть, она вернулась в Латвию?
– В Литву, – поспешил поправить Томаса Йонсон.
Томас сделал извиняющийся жест:
– Ну, куда-нибудь взяла и уехала. Это же вполне вероятно.
Надя замотала головой:
– Маша никогда меня не забывала. В последнее время она заходила редко, но заходила. Я ничего не меняла в ее комнате. Она… Она и квартирную плату за меня вносила из своих денег. Она была… – Тут Надя заплакала: – Она – хорошая дочь.
Йонсон нагнулся к ней и погладил по плечу:
– Ничего, мы узнаем, что там случилось. Наверняка все не так плохо, как вам представляется.
– Можно мне заглянуть в ее комнату? – спросил Томас.
Комнатушка с окном во двор была явно обставлена сразу после приезда хозяйки в Данию и с тех пор оставалась нетронутой. На стенах висели плакаты с портретами кумиров: Бритни Спирс и Йона из «Попстарз». В изголовье кровати на розовом покрывале сидели в ряд плюшевые мишки. Письменный столик был занят целой батареей косметики. В дальнем конце виднелась фотография Нади, на которой та стояла, держа за руку маленькую девочку, перед статуей Русалочки. Томас взял фотографию, чтобы поближе ее рассмотреть:
– Это вы с дочкой?
– Да, – ответила стоявшая на пороге Надя. – Это моя принцесса.
Он осторожно поставил фотографию на место.