Постумия

22
18
20
22
24
26
28
30

– Беда не ходит одна. – Я заметила, что Паэрую очень трудно держать сумки. Он прислонил ношу к ограде «Склифа». Чтобы нас не толкали люди, бегущие по Садовой-Сухаревской, мы притулились в нише – на крышке люка. То и дело в ворота заворачивали микроавтобусы «скорой». На многих из них крутились мигалки, и выли сирены.

– У вас ещё что-то случилось? – осторожно спросила я. Вряд ли Паэруй так изменился только из-за ранения Чарны. Ведь она всё-таки жива. Кроме того, одну жену мужчина уже похоронил, но перенёс утрату.

– Сын старший, Амаяк… Он застрелился. Я вчера узнал, уже будучи здесь. Он в Краснодаре жил…

– Да что вы говорите?! – До меня даже не сразу дошло. Амаяка я не знала, но всё равно ощутила болезненный укол в сердце. – А в чём причина?

– Рак у него был. Он в Чернобыле работал, тоже на вертолёте. Над четвёртым энергоблоком. Тогда был совсем молодой. А сейчас пятьдесят три года… Очень мучился от боли, а наркотиков давали мало. За одно это «торчков» и торговцев уничтожать надо! Да – и тех, и других. Для танго нужны двое. Из-за них приличные люди стреляться должны! А что делать? Если бы только он один… Другой «чернобылец», с Урала, несколько месяцев делал винтовку, чтобы покончить с собой. По той же самой причине… Над чиновниками-то не каплет. Они думают, что будут жить вечно. И не заболеют никогда ни их родители, ни их дети. Или уж, на крайний случай, заграница им поможет. А нам как жить? Ну, допустим, мы – простые смертные. А тут генералы стреляются, профессора из окон прыгают. И для них морфия не нашли?

– Здоровье нации берегут, – жёстко усмехнулась я. – Нечего колоться. Пусть спортом занимаются, нормы ГТО сдают.

– Видно, так. – Григорян долго искал по карманам носовой платок. Я протянула ему свой, чистый. – Не только жить, но и умереть не дают достойно. С инвалидами тоже ужасы творятся. Чарна привыкла вращаться в самой гуще жизни. Что с ней теперь будет? Если сильная личность ломается, это уже навсегда. Ладно, Марианна, не буду больше вас грузить, как сейчас говорят. У вас своих забот полно. Чарна любит вас очень. Жалеет, что раньше вы не познакомились, а то бы удочерила. И я бы не возражал.

Паэруй попытался улыбнуться. Я набралась наглости и погладила его по руке. А потом решила, что стать их приёмной дочерью не отказалась бы.

– Выражаю вам свои глубокие соболезнования. Надеюсь, что теперь вашему сыну легче. Его не должны наказывать за суицид. Никто не обязан терпеть жуткие боли без смысла. В аду место тем, кто издал такой вшивый закон. По радио недавно передавали – известный учёный-ядерщик тоже добровольно ушёл в мир иной. Дядина жена сказала, что её отец знал этого человека. Вам, конечно, от этого не легче. Но хуже всего страдать, когда другие радуются жизни.

– Да, я такой не один, – согласился Григорян. – У тех несчастных тоже были родные. Но меня это не утешает. Теперь вот нужно лететь в Краснодар. Раз к жене не пускают, поеду сейчас за билетом. Только доктора дождусь, и с передачей что-нибудь решу. Пусть хоть в холодильнике оставят. Может, для других сгодится. Все люди есть хотят, пока живут…

Паэруй взглянул на часы. Они были командирские, еще с советских времён. Как и все лётчики, он поворачивал часы циферблатом на внутреннюю сторону запястья. Мог бы давно купить другие. Но это был подарок коллег, с которыми Григорян работал на ликвидации землетрясения 1988 года. Какая пропасть лежит между нами! Ему тогда было пятьдесят лет. А я родилась только через три года.

– Ох, побегу я! Доктор ждать не будет. У него больных много. Номер моего мобильника помните?

– Нет, к сожалению. – Я очень этому удивилась. – Вы не давали.

– Вот моя визитка, здесь всё есть. Звоните, если что. Я в Краснодар ненадолго – только с сыном попрощаюсь. Думал, он год-другой ещё протянет. И врачи подтверждали, что ресурс есть. Летом хотели вместе с Чарной съездить к нему. Теперь вот придётся планы менять.

– Паэруй Аветисович, вы не стесняйтесь! Если нужно помочь по хозяйству, я готова. Ближайшие дни проведу в Москве. Понятно, что вам тяжело. А я знаю всякие лайфхаки…

– Чего знаете? – Григорян задрал свои соболиные брови.

– Бытовые женские хитрости. Они позволяют быстро решать мелкие проблемы. Давно живу одна – приходится крутиться.

– Люблю таких людей, как вы, – растроганно сказал Паэруй. – У курдов есть поговорка. «Кто сказал и сделал – человек. Кто не сказал и сделал – лев. Кто сказал, но не сделал, – осёл». Так вот, сейчас вокруг одни ослы. Почти никому нельзя верить. Это, вроде, уже норма – пообещать и не выполнить. Марианна, вы совсем другая. Молча сделаете, и всё. Пожалуйста, оставайтесь такой. А то и жить незачем будет. Спасибо вам!

– И вам спасибо. – Я отвернулась, закусила губу. – Вы понимаете всё. А меня так много обсуждали и осуждали. А вы сейчас так правильно всё сказали. Как только вернётесь, сразу звоните. Я буду ждать.

Жаркий солнечный полдень резал мне глаза. Хотелось нырнуть в метро, в прохладу, чтобы немного прийти в себя, наметить планы на будущее. Сейчас я по прямой линии двину к Полинке. Следователь Алсу Валиулина передала мне куклу. Она же позвонила в больницу и попросила пропустить без разговоров.