Постумия

22
18
20
22
24
26
28
30

Что-то царапнуло меня по сердцу. Я даже сразу не поняла, почему вдруг стало холодно, словно солнце зашло за тучу. Но небо так и оставалось чистым, высоким. На нём лишь проступила предвечерняя прозелень. Огромные ели и сосны стояли, не шелохнувшись. Струи перегретого воздуха ласково гладили меня по щекам. Но в следующую секунду я всё поняла и тотчас же внутренне мобилизовалась. Всё оставалось по-прежнему. Но тех двух парней около ленты, огораживающей место пожара, уже не было.

17 марта (ранний вечер). Я от рождения обладала каким-то звериным чутьём, наитием. Это с успехом компенсировали отсутствие логики, разума. Сейчас я шла и чувствовала себя так, словно в меня из-за еловых лап целился снайпер. Говорят, финские «кукушки» активно орудовали именно в этих местах.

То ли у меня началась паранойя, то ли сердце бессознательно ощущало опасность. Но вокруг не было никого; только за деревьями и кустами слышался хохот. Молодёжь веселилась рядом с пепелищем, где страшной смертью погиб человек – какой бы он ни был. А прикончат сейчас меня – и станут так же «зажигать»…

Я быстро сообразила, что надо избавляться от главной улики – фоток Зубаревой в телефоне. Фальшивые «корочки» – фиг с ними, можно таскать для прикола. А вот портретов Летки-Еньки при мне быть не должно. Скорее всего, за мной сейчас наблюдают. Но несколько минут, наверное, ещё есть. Впрочем, я могу и ошибаться…

Я юркнула за раскидистую ель, и под ногами хрустнул валежник. Солнечный свет ослаб, из чащи потянуло холодом. Открыв сумочку, я вытащила айфон и в несколько кликов удалила фотографии Зубаревой. Ничего, потом верну – у Богдана они есть. Если, конечно, жива останусь. Вроде, кто-то шатается рядом и тоже шуршит прошлогодними листьями.

А снег-то испаряется прямо на глазах, и даже луж не остаётся. В городе давно улицы просохли… Ах, это собака бегала, оказывается. Значит, пока всё спокойно. Можно выдохнуть и идти дальше. Я автоматически сунула «корочки» в косметичку, рядом с правами. Вот, какие-то люди идут. Надо пристроиться к ним. Авось, принародно меня мочить не станут. Да и какой в этом смысл? Кто знает, что дядя с Дроном отправили меня сюда? И с какой целью? Тем более, тётка с семечками сказала, что тут вся округа пасётся…

Я шла уже не спеша, чтобы не обогнать эту компанию, и дышала полной грудью. Сердце уже не скакало галопом, и высох пот на спине. Прикрываясь рукой от солнца, бьющего в правый глаз, я размышляла над нашим делом. Сюжет с каждым часом закручивался всё кучерявее. Тут, похоже, одной нашей группой не обойтись. Придётся дяде докладывать начальству оперативную обстановку и ждать решения, чтобы не подставляться самому.

Лёлькин батя, Андрей Озирский, был гением сыска. Говорю «был», потому что теперь он занимается совершенно другими вещами. Но в течение долгого времени он холил и лелеял лучшую агентурную сеть. Лучшую если не в масштабах страны, то на Северо-Западе – точно.

Правда, дядя Сева уверял, что и за границей не было такого сплочённого, отмобилизованного «ордена меченосцев». Все агенты были лично преданы именно Озирскому, потому что после его отъезда за рубеж отказались работать. Они просто растворились в пространстве. Многие элементарно смылись за границу – в России на них накопилось слишком много компромата. И он мог пойти в ход, если агент перестанет быть нужным.

Андрей Георгиевич часто говорил, что полностью разделяет мнение французского коллеги Жана-Франсуа Видока. Тот сам вышел из криминального мира, а впоследствии долго боролся с ним. «Только преступник может побороть преступность!» – это был девиз и Озириса. Так называли Андрея и друзья, и враги. Он и сам имел судимость в юности. Правда, приговор был условный. В агентуре держал таких жутких типов, что даже слушать об их «подвигах» было очень тяжело. А вот ведь слушались Озириса, ни разу не кинули, не подставили. Служили верой и правдой…

Андрей умело пользовался противоречиями в мафиозной среде и «скармливал» одних другим. Причём всегда в итоге получал свой профит. Конечно, приходилось агентам подыгрывать, но такие вложения полностью окупались. Эти самые «авторитеты» на самом деле совершили больше, чем наилучшие оперативники. Бывшие главари не только сливали своих, но и уничтожали их собственноручно. Они знали законы своей среды, контролировали подступы к «объекту». И проникали в такие дебри, куда не было ходу людям с Литейного. Исполняли работу милиции практически задаром.

И всё кончилось в один момент, говорил генерал Грачёв со слезами на глазах. Теперь ему приходится везде гонять нас, а также другие группы. Но это лишь отчасти восполняет колоссальную потерю…

Я брела по дорожке, щурясь от солнца. И не сразу заметила, что компания разделилась. Три человека свернули к почте и магазинам. Двое курили на той же лесной дорожке. Кроме нас, тут больше никого не было. И машин осталось всего две. Неужели я так долго пробыла у Устинской? Вон, уже тени от деревьев длинные, и солнышко висит не над заливом, а над шоссе.

Сейчас сяду в машину и позвоню Дрону. Скажу, что всё нормально, а подробности при встрече. А то он там сильно волнуется. Сам позвонить не может. Я отключила связь во избежание разных неожиданностей. Несколько раз номера меняла, а всё равно звонят давние приятели, просят о встрече.

Наверное, в банде именно того и боятся. Каждого, кто побывал на Литейном, «гасят» сразу – и Зубареву, и Хайдарова. Помнят чудеса, которые творил Озирис, и боятся перевербовки. Олег Гальцев, скорее всего, заодно с Зубаревой погиб. А, может, нет? И он тоже в доле?

Приморский порт – золотое дно, мечта контрабандиста. Скажу дяде, чтобы Гальцева тоже проверили. Впрочем, генерал Грачёв и без меня догадается. Но две головы всё-таки лучше. А Печенина Старик собирался вербовать – тут уж всё ясно. Значит, заподозрили неладное и приняли меры. Просто так совпало, или знали, что я подставная? Но им-то без разницы. Всё равно убили бы – и концы в воду. Наверное, дед из Молодёжки тоже опасения у них вызывал. На «тёрки» ездили ночами, а потом окончательно решили вопрос…

Я щёлкнула пультом и открыла дверцу своего авто. Всё вокруг дышало таким покоем, что трудно было стряхнуть с себя приятную истому – как после бани. Усевшись за руль, я включила зажигание и стала искать в кармашке сидения бутылку с водой. А когда подняла голову, обомлела.

Передо мной, заблокировав дверцу, стояли два амбала в камуфляже. Солнце светило из-за их спин. Фигуры получались как будто золотые, с нимбами вокруг голов. И только пистолет в руке одного из парней был совсем не божественный. Интересно, это боевой или травмат?

– Ой, какие кайфовые пупсы! – Мой голос звучал на удивление игриво, непринуждённо. Что вам нужно, ребята? – Запах парфюма «Joop!» несколько успокоил меня. Древесные запахи в сочетании с фиалкой и геранью положительно характеризовали вкусы ребят.

Я опоздала всего на секунду, не захлопнула дверцу. И кудахтать теперь было поздно. Кругом никого. Та компания оказалась с этими в сговоре. Мои кроссовки стояли на песке рядом с берцами добрых молодцев. Теперь мне и не шевельнуться – сразу влепят пулю. Или, по крайней мере, двинут рукояткой.