Прощённые долги

22
18
20
22
24
26
28
30

По тому же шоссе, где утром рвал рябину, Матвей мчался в город, выжимая временами скорость свыше ста километров. По счастью, гаишники ни разу его на этом не поймали, и очень быстро удалось добраться до Петроградской стороны. Он должен был попасть в гостиницу, найти там Андрея, чего бы это ни стоило. Главное, сразу сообщить, что сын профессора Аверина на самом деле мёртв – с того дня, когда пропал. И другие ребята, парень с девчонкой, тоже убиты, но только вчера вечером. Их убрали, использовав втёмную, вместе с Серёгой Чолиным. Они должны были заманить Андрея к стеклотаре, а потом исчезнуть.

Только бы найти его, только бы упросить выслушать! Ни о бывшей жене, ни о сыне, ни о Юляше Чернобривец Лобанов уже не вспоминал. Распугав длинную очередь в знаменитую «Чапыжку», Лобанов с визгом тормозов подкатил к ступеням гостиницы. Огромный, страшный, выпачканный в кладбищенской земле, с разводами на перекошенном лице. Матвей вбежал в дверь и поймал за рукав пожилого очкастого швейцара.

– Слушай, отец! – Он полез за деньгами, оставленными в конторке той самой старухой. – Христом Богом прошу тебя – проведи к Андрею Озирскому. Он тут у вас номер снимает. Во как надо! – Матвей чиркнул ребром ладони по горлу. – Ты не смотри, что я такой… Отблагодарю, как положено.

– Да не в том дело! – поморщился швейцар, явно жалея, что не придётся заработать. – К нему разные приходят. Но уехал он – часа полтора назад. Теперь, должно быть, не скоро вернётся. Может, передать чего надо?

– А-а, некогда! – махнул рукой Лобанов и, круто повернувшись, вывалился обратно на крыльцо.

Тёмная духота давила ему на грудь, и дышать было очень трудно. Из рюмочной пахло поганым пойлом, и каждого ханыгу хотелось придушить своими руками – чтобы не портил воздух. Что же делать, что?! Остаться здесь и ждать? А вдруг Озирский поедет к месту встречи сразу же, не завернув в гостиницу? Передать, на всякий случай, через швейцара настоятельную просьбу встретиться ещё раз? Так ведь всего не скажешь, а после утреннего облома Андрей вряд ли согласится…

Небо давило на распластанный город свинцовым жарким прессом, и потому стемнело очень рано. Для конца сентября такая погода была не благом, а мукой. Пот заливал глаза, пропитывал одежду, оседал солью на губах. Но всё-таки Лобанову вдруг очень захотелось есть – ведь с самого утра у него и крошки во рту не было. С голодухи было никак не сосредоточиться, не сообразить, куда теперь ехать, что делать. Озирский мог быть в ста тридцати трёх местах, и ни об одном из них Лобанов ничего не знал.

Проскочив Кантемировский мост, Матвей затормозил у небольшой кафушки, которая располагалась в начале Белоостровской улицы, и несколько раз просигналил. Из двери выглянула официантка в кокетливом фартучке и кружевной наколке на голове. Она, как обычно, улыбнулась Лобанову и подбежала к краю тротуара.

– Давно у нас не были, Матвей Петрович! Чего вы хотите? Кофе, соку? Может быть, шампанского? У нас армянский коньячок имеется, – по секрету сообщила официантка. – Правда, вы за рулём…

– Кофею, Тася, и пожевать что-нибудь. Подыхаю совсем, так жрать хочу! – Лобанов читал в глазах официантки плохо скрытый ужас. – Работы много, понимаешь. Мрёт народец! – И он попытался улыбнуться своему же чёрному юмору.

– Сей момент, Матвей Петрович! – Тася была вышколена на славу. Внешне она не проявляла никакого удивления. Лихо развернувшись через левое плечо, оба убежала обратно в кафушку.

Потом вернулась с подносом, присела к открытой дверце и поставила его на переднее пассажирское сидение. Матвей не решался оставлять машину без присмотра, и потом начал есть прямо в салоне – жадно, неряшливо, как животное. Поскольку Лобанов даже не помыл руки, на зубах тут же заскрипел песок, но думать о здоровье в его положении было глупо. Горячий кофе полился в рот, обжёг язык, но Матвей жевал, глотал, чавкал, наплевав на удивлённых прохожих.

Постепенно к нему вернулась способность мыслить здраво, и он благосклонно взглянул на Тасю. Она вышла для того, чтобы забрать поднос и посуду, склонилась к машине. Лобанов на сей раз обратил внимание на длинные стройные ноги официантки, на её чёрные туфельки с кожаными накладками-цветами. Скользнув оценивающим взглядом по узору на переднике, по груди и шее, Матвей наконец-то добрался до Тасиного личика. Кого-то официантка ему здорово напоминала, но от усталости и страха Лобанов долго не мог вспомнить, кого именно.

– Спасибо, что не забываете нас, Матвей Петрович! – ласковым голосом сказала Тася, пряча в кармашек чаевые – из тех же бабкиных денег. – Заезжайте ещё, будем очень рады!

– Спасибо, как получится, – вяло ответил Матвей, думая, что видит Тасю в последний раз. Но ей, конечно, знать об этом не нужно.

Светловолосая кареглазая блондинка, всё так же мягко улыбаясь, повернулась и пошла к дверям кафе. А Матвей вдруг вспомнил то, другое лицо, куда более искусно накрашенное. Да и косметика там была другая – из «Ланкома». Но всё-таки, блин, похожи, как родные сёстры! И занимаются одним делом, только одной повезло больше. Клиентов Наталья ищет не в занюханной кафушке, а в гостинице «Прибалтийская».

Матвей дал задний ход, потом лихо развернулся у самой развилки, ни с кем, по счастью, не столкнувшись. Вырулив на проспект Карла Маркса, Лобанов погнал машину к Поклонной горе, даже не зная, дома ли сейчас Наташка Малышева. Вернее, Озирская, потому что три дня назад, на своём дне рождения, она успела кое о чём рассказать Матвею и Юляше. Скорее всего, сейчас она должна быть дома и отдыхать перед ночной своей пахотой…

* * *

Так случилось, что Любанов со своей подружкой оказались на камерной вечеринке – Фея отмечала свой тридцать третий день рождения. Там же, в «Прибалтийской», она устроила неплохие посиделки для избранных, в число которых вошёл и Матвей – как нужный человек, работающий на самого Ювелира. Тогда ещё никто, включая самого Лобанова, ни сном, ни духом не ведал, что путь от фавора до падения бывает очень коротким.

За их столиком, оказалась и Клавка Масленникова, восходящая звёздочка коммерческого секса, опекаемая Наташкой. Шикарная дива почему-то привечала эту красивую молоденькую лимитчицу и, похоже, готовила её себе на замену. Матвей решил, что Наташка, всё понимая про свои годы, собирает коллектив для собственного заведения, где будет «мамкой». И Клавка, помня её доброту, станет отстёгивать процент со своих доходов, представлять Натальины интересы, выполнять её поручения. У Клавки, которая уже получила кличку Ундина, были очень хорошие шансы достойно заменить Наталью Ивановну на её боевом посту.

Матвей, не стесняясь Юляши, откровенно разглядывал Клавдию и находил, что она невероятно красива, грациозна и сексуальна. Все, кто собрался тем вечером за столом, про себя удивлялись, как в Ивановской области зародилось такое чудо. Подвязанные лентой роскошные Клавкины волосы струились по спине и плечам золотым водопадом. Огромные зелёные глазищи призывно мерцали в полумраке, и Матвей поспешно отвернулся. Несмотря на молодость, Клавка имела низкий и страстный голос, который очень нравился Лобанову, да и другим мужикам тоже. Тонкую подвижную талию облегало длинное чёрное бархатное платье, а лакированные туфельки на шпильках делали ножки ещё более изящными. Матвей заключил, что в постели Клавка даст сто очков вперёд самой Натали, не говоря уже о Юляше.