Джокер старого сыскаря

22
18
20
22
24
26
28
30

…Выйдя из полиции, Кузнецов загрёб обеими руками недавно выпавший, ещё пушистый снег и натёр им горящее лицо. Он чувствовал тяжесть в груди, голова от перенапряжения гудела. Хотелось лечь прямо здесь, на улице и не двигаться, ни о чём не думать.

– Пап, привет, – знакомый голос сына раздался как нельзя кстати. – Ты чего здесь делаешь?

Перед Павлом Николаевичем стояли улыбающиеся Глеб и Татьяна. Молодые, подрумяненные морозом лица дышали здоровьем и беззаботностью. Глядя на них, и сам он ощутил облегчение, а неожиданно свалившиеся на него проблемы ушли куда-то вглубь. Павлу Николаевичу нравилась Татьяна, эта красивая и хорошо воспитанная его другом умница. Через год она получит диплом филолога с редкой, совершенно не женской специализацией – теология[55]. Ей доставляет удовольствие копаться в истории мировых религий, она уже неплохо разбирается в вопросах христианского учения, знает Священное Писание, многие жития святых… Начала собирать материал для дипломной работы о влиянии молодёжных субкультур на мировоззрение личности. И при этом Татьяна остаётся поклонницей классической и современной музыки, неплохим знатоком литературы, приверженцем горного туризма, неизменной заводилой в компании однокашников, да и просто – жизнерадостным, широко эрудированным, интересным человеком. Наверное, это и влечёт к ней Глеба, парня тоже во многих отношениях неординарного, но к религии пока совершенно равнодушного.

– О! Привет, молодёжь! – Павел Николаевич искренно обрадовался встрече. – Гуляем? А меня вот вызывали в полицию, какую-то икону ищут. Спрашивали, не сдавал ли кто её мне на реставрацию. Да так, ерунда… Вы-то куда путь держите?

– В никуда, гуляем сами по себе, – простодушно ответила Татьяна. – Хотите – присоединяйтесь.

– Третьим лишним?

– Ну о чём вы, Павел Николаевич?

– Действительно, папа, скажешь тоже! Кстати, у нас к тебе есть несколько вопросов. Сегодня профессор Свиридов чудил, как всегда…

Молодёжь расступилась, пропуская Кузнецова в середину. Татьяна подхватила его под руку, и они не спеша пошли по ещё многолюдной, несмотря на поздний час, улице.

– И что профессор? – с любопытством спросил Павел Николаевич.

– Прихожу утром в свою незабвенную альма-матер, а в вестибюле на первом этаже объявленьище на полстены. Мол, уважаемые студенты, профессор Свиридов возгорел желанием побеседовать с вами по поводу природы неформального поведения молодёжи. Приглашаются все желающие. Естественно, я пригласил Танюху, а она, естественно, оказалась желающей послушать нашего чудака…

– Почему чудака, Глеб? – вступилась за профессора Татьяна. – Очень милый старикан, наверное, хороший специалист в вопросах архитектуры и строительства. А вот что касается темы дискуссии… ну, здесь уже у каждого своё видение проблемы.

– Архитектор он, говорят, действительно неплохой. Даже побеждал в каких-то крутых конкурсах. Пытается с нашим братом дружбанить… Но он не понимает молодёжь, смотрит на нас со своей колокольни, через свои семидесятилетние очки. – Глеб всё энергичнее начинал размахивать руками, выдавая крайнее возбуждение. – А спроси его, почему молодёжь уходит в неформальные группировки, он не ответит или нагонит такой пурги – пожалеешь, что спросил.

– Ну а твоё мнение на этот счёт?

– Да потому, папа, что нас уже достали ложь и лицемерие взрослых на каждом шагу, неприкрытый цинизм терзающих страну воров, их продажных прихвостней и покровителей. Мы что, если молодые, думаешь, этого не видим, не понимаем? Ведь они ведут себя как хозяева жизни, а народ для них – безмолвное быдло, рабы… Дышать нечем!..

– Успокойся, Глеб. Это всё эмоции, а на них далеко не уедешь. Что творится в нашей многострадальной России, понимают сегодня все – и стар, и млад. Но надеть на себя чёрные одежды и вымазать белилами лицо или начесать гребень на макушке выбритой головы – этого мало, если вообще нужно. А уж затевать побоища на площадях, воображая себя патриотами Отечества, тем более никуда не годится. Сначала надо разобраться в себе, чётко определить, чего ты как неформал хочешь достичь своим, мягко говоря, неадекватным отношением к окружающей действительности. Мы с Сержем по молодости тоже не особенно задумывались над этим. Но со временем… Жалко вот, что ты неверующий человек, а то я подсказал бы тебе, что надо сделать прежде всего.

– Ну так скажи! При чём здесь верующий – неверующий… Не дурак, пойму.

Татьяна незаметно, как она думала, выразительно посмотрела на Глеба, чувствуя, что он может наговорить лишнее. Но разве от отца что-то можно скрыть!

– Тогда наберись смелости, – Павел Николаевич на ходу заглянул Глебу в глаза, – и взбунтуйся против самого себя, своего «я». Или ты безгрешен, как Христос? Тебе не в чем себя упрекнуть? Ты – само совершенство? Так, что ли? А, сын?

Глеб смутился и замолчал. Вечерний полумрак, с трудом одолеваемый уличными фонарями, скрыл от его спутников враз покрасневшее лицо парня, не ожидавшего, что на такие, казалось бы, простые вопросы он не сможет сразу, не задумываясь, дать честные ответы. Именно честные, ни на йоту не покривив душой.