От отца Константина Глеб знал, что Авдотья Марковна Полежаева смолоду и до выхода на заслуженный отдых работала учителем истории в пригожинской средней школе. И многие годы она была одной из самых прилежных, искренне верующих прихожанок Троицкой церкви в Сосновке. В райцентре Божий храм тоже действовал, но школьному учителю при советской власти открытый путь туда был заказан под страхом не только унизительного общественного порицания, но даже увольнения с работы. Вот и приходилось Авдотье Марковне прятать свою веру во Христа в Сосновке. Только после смерти мужа она, будучи уже на пенсии, оставила свой дом в Пригожине семье сына, а сама перебралась в полюбившуюся ей Сосновку, купив по дешёвке небольшой, вполне исправный домик в старой части деревни. Сын её не забывал, постоянно приезжал в гости с женой и детьми, но… Гости есть гости: приехали – уехали, при всей своей добросердечности они не заменят человека, с которым можно было бы нетягостно доживать отпущенные Богом годы. Управиться ли по хозяйству, поделиться ли деревенскими новостями, вспомнить ли былое, да просто, в конце концов, поболтать ни о чём за чашкой чая или на скамейке у ворот под буйно разросшимся кустом сирени… Не с кем! Одна радость для одинокой души – церковь, общение с Богом. Авдотья Марковна сутками бы не уходила отсюда, но возраст упорно давал о себе знать, и с этой неизбежностью приходилось мириться. Мириться без ропота, неустанно благодаря Спасителя за всё.
Неожиданное появление в церкви Глеба сначала взволновало и даже не на шутку обеспокоило Авдотью Марковну, но, услышав невольно сорвавшееся с его губ «Никогда!», она обрадовалась. Старушка поняла, что парень освободился от какого-то мучительного гнёта, в душе его произошёл перелом и сердце распахнулось перед Господом Богом. За своё долголетие ей не раз приходилось быть свидетельницей подобных метаморфоз, в результате которых люди разного возраста в корне меняли образ жизни и становились искренне верующими во Христа и Матерь Божию. Авдотья Марковна ни на минуту не усомнилась в том, что Глеба в церковь позвала именно Богородица, милостиво вознамерившись дать ему шанс очиститься от греховной скверны. И он очистился, в этом старушка тоже не сомневалась!
Глеб обрадовался просьбе Авдотьи Марковны задержаться в церкви. Ему и самому не хотелось уходить так быстро, просто не было повода остаться, не заставив в очередной раз недоумевать добрую старушку. Они сели на скамейку у стены и помолчали несколько минут, наслаждаясь благодатной тишиной старинного храма.
– Да, меняются времена, Глебушка, – негромко заговорила Авдотья Марковна. – И меняются к лучшему, что бы там ни говорили. Мыслимо ли было в наше время молодому человеку появиться в церкви? Да ты что! Тут тебе и комсомол, и партия… Разные общественники налетели бы со всех сторон. Застыдили бы, заклевали. Теперь другое дело – пожалуйста, только приходи. Помолись, излей Господу душу – оно и полегчает. Жалко, ещё не все это понимают… А возьми праздники. Вот хотя бы осеннюю Казанскую…
– Это что четвёртого ноября отмечается?
– Верно, четвёртого ноября. Пусть назвали этот праздник Днём народного единства, но любой православный верующий должен знать, что со времён царя Алексея Михайловича вплоть до Октябрьского переворота в семнадцатом году Россия чтила четвёртого ноября, вернее двадцать второго октября по старому стилю, Казанскую икону Божией Матери, вспоминала о её чудесной помощи в избавлении Москвы от польско-литовских захватчиков. Этот день был нерабочим, праздничным.
– Неужели иконы действительно имеют какую-то особую силу?
– А ты сегодня разве в этом не убедился?
Глеб промолчал и виновато опустил глаза. Ему вдруг стало стыдно за свой вопрос. Пережитое им несколько минут назад не оставляло сомнения на этот счёт, но осознать случившееся разумом он всё ещё не мог. Да и есть ли в этом необходимость? Глебу вдруг вспомнились слова одной из песен Андрея Макаревича, которую он хорошо знал, но раньше не придавал особого значения глубине её слов:
«Верю я, верю, Господи!» Глеб впервые подсознательно откликнулся на давно знакомые слова. И тут же со всей отчётливостью до него дошло, насколько гармонично дополняют друг друга любимая им музыка и религия, насколько значимы эти две составляющие в формировании духовного мира человека. Он слегка улыбнулся краешками губ и с неподдельным интересом прислушался к продолжающей говорить Авдотье Марковне.
– …Все святые иконы, а Богородичные, Глебушка, прежде всего, – старушка истово перекрестилась, – по воле Божией сильны своей способностью помогать нам, грешным. Надо только с верой и чистой совестью приступать к ним с просьбами. По-моему, ещё святитель Филарет Московский говорил, что всякую святую икону должно благоговейно чтить, возводя это почитание к первообразу. – Авдотья Марковна приумолкла, задумавшись, но быстро спохватилась и, поправив платок на голове, продолжала: – Испокон веков, Глебушка, Богородица считается покровительницей России. Какие только беды и напасти ни пережил наш народ с Её помощью! Вот потому и чтим мы иконы Божией Матери, а Казанскую – особенно! Она ведь вдохновляла не только ратников Минина и Пожарского в Смутное время, при освобождении Москвы. Перед чудотворной Казанской иконой накануне Полтавской битвы сам император Пётр Первый молился о даровании победы русскому воинству. А в войну тысяча восемьсот двенадцатого года накануне отъезда в армию с горячей молитвой приступал к ней Михаил Илларионович Кутузов. В Великую Отечественную войну молебнами перед Казанской иконой Богородицы были спасены Сталинград, Киев, Ленинград… Её привозили на самые тяжёлые участки фронтов, и везде она помогала нашим солдатам.
Глеб внимательно слушал старую учительницу и представлял её на уроке истории много лет назад. Ему вдруг захотелось оказаться за партой перед этой седовласой невысокой женщиной с добрыми, умными глазами цвета бирюзы. Насколько бы шире и глубже были его познания истории Отечества! Но кто бы позволил ей тогда рассказывать ученикам то, о чём говорит она сейчас? Никто! А насколько бы возросло в России число искренно верующих христиан, узнай они ещё в школе об очевидных фактах Промысла Божиего. Да и сам он намного раньше и намного ближе оказался бы к православной вере, а значит, к Истине, о которой совсем недавно вдохновенно рассуждали отец и Сергей Михайлович.
– А взять другой достоверный факт из российской истории. – В ясных, не по-старчески живых глазах Авдотьи Марковны засквозила печаль. – Пока чудотворный образ Богородицы находился в Казанском Богородицком монастыре, а это, Глебушка, три века с четвертью, с востока нашему государству никто не угрожал. Но как только в тысяча девятьсот четвертом году Казанскую икону выкрали из монастырского собора, нас постигло поражение в Русско-японской войне и началось крушение великой Российской державы. Но всякому безвременью приходит конец. Настала пора, и кончилось междуцарствие при переходе власти от Рюриковичей к Романовым, сопровождавшееся бессмысленным насилием над народом, грабежами, развалом государственности, поруганием православной веры и наших вековых святынь… То же самое принёс с собой большевистский переворот, но и этому беспределу пришёл конец. Надо верить, что по милости Божией, по молитвам Богородицы, не оставляющей своим заступничеством наше многострадальное Отечество, Россия освободится наконец от пут бездарных «перестроек», переделов, экспериментов и твёрдо встанет на ноги. Дай Бог дожить до этого!.. Ну что, Глебушка, утомила я тебя своими россказнями? Давненько я так не отводила душу. Уж ты не взыщи строго…
– О чём вы, бабушка Авдотья! Большое вам спасибо за рассказ. Я этого ничего не знал. Спасибо!
Прихрамывая, Авдотья Марковна проводила Глеба до самой калитки в церковной ограде, от души радуясь столь неожиданной и приятной встрече.
Глава 23. Непредвиденное обстоятельство
Отдав секретарю распоряжение экстренно собрать на совещание работников отдела и оперативников, полковник Игнатов вышел на улицу подышать свежим воздухом, как он любил делать перед принятием ответственных решений.
Наступавшая по-пушкински «золотая» осень была сухая, солнечная и многоцветная. И хотя Дмитрий Петрович больше всего из времён года любил весну с её живительным началом, не залюбоваться сентябрьским окрасом деревьев и аккуратно подстриженных кустарников было нельзя. Налетающий ветерок забавно кружил на асфальте уже опавшие листья, то сбивая их в кучки, а то враз, будто рассердившись, размётывая по сторонам. Было свежо, но не холодно…
Однако праздное созерцание красот природы перед совещанием Дмитрий Петрович считал непозволительной роскошью. Прогуливаясь по бульвару, он старался как можно чётче представить себе завтрашние оперативные действия своих сотрудников, а возможно, даже и собственные. С этими мыслями полковник Игнатов и вернулся в отдел.
Часы, вмонтированные в давно вышедший из моды громоздкий письменный прибор, показывали десять минут третьего пополудни. До начала совещания оставалось пять минут. Дмитрий Петрович положил перед собой несколько листов чистой бумаги, выбрал хорошо заточенный карандаш. Встал, приоткрыл большую фрамугу окна, закурил. Точно в назначенное время в кабинет начали входить приглашённые на совещание сотрудники. Собрались все, даже успел приехать Тимофей Кузьмич Репнин. Отсутствовал только майор Кротов, выяснявший, с какого телефона был звонок Прыщу.
ebooksa