Искушение и разгром

22
18
20
22
24
26
28
30

– Как тебе сказать… – Она задумалась. – Так, чтобы совсем зашибись, такого, конечно, не было, но я ж тогда и дворником зарплату получала, правда, х…вую, но я еще на трех студиях работала и на дом работу брала, так что, в принципе, за что ни возьмись, все хватало. – Она серьезно посмотрела на него. – Я всю жизнь работала, я после восемнадцати у матери с отцом ни копейки не взяла, у меня это как-то чуть ли не с детства, что я всегда могу себя обеспечить. Потому студийной работы жалко, то есть и работа сама по себе классная была, но главное, я чувствовала, что сама себя обеспечиваю и ни от кого не завишу.

Понимая ее, он улыбнулся ей:

– А на что тратила?

Она хихикнула:

– На что тратила? На самом-то деле деньги все равно меж пальцев уходили. Но, с одной стороны, самой-то мне хватало, на еду и все такое, плюс еще двух мужиков кормила, там у нас в квартире… – она, блеснув глазами, махнула рукой. – Ну это ладно. Ну и одеться, конечно, – в общем, нормально было все. – Она задумалась. – Я тогда еще бельем увлекалась, всякие там боди, комбидресы, ну и все такое, я тогда худенькая была, ну, то есть не совсем худенькая, конечно, но не такая, как сейчас.

– Тебе идет.

– Я знаю. Я сейчас на фотографии свои старые смотрю, так смешно смотреть на них, так прикольно, что я такой была. – Она, на секунду задумавшись, широко раскрытыми глазами посмотрела на него. – И вообще, сама меняешься. У меня месяца полтора назад было – как раз мать ко мне приезжала, мы там с ней сидим на кухне, чай пьем, я ей показываю, где я какие цветочки посадила, вообще как у меня теперь классно, вдруг подъезжает к подъезду «Ауди» – я из окна вижу, – выходят оттуда четверо мужиков и мне в дверь звонят. Ну, я открываю, они говорят: «А мы за вами». Я говорю: это, типа, как, вы кто? А они говорят: «Разве вы не помните нас? Вы ж нам сами свой адрес дали. Помните, мы с вами в электричке ехали, вы нас бананами кормили, песни нам пели и приглашали в гости к себе?» А я ни хрена не помню, может, пьяная была, возвращалась откуда-нибудь, а они меня приглашают вместе с собой в сауну ехать. Я говорю, типа, спасибо, не надо, все такое, хорошо, мать дома была, в общем, уехали они, а я так думаю – это сейчас, а года полтора назад я, может, взяла бы и поехала, – она увлеченно и открыто посмотрела на него. – И сестра, если б сейчас на моем месте была, тоже запросто поехать бы могла. Поэтому я и волнуюсь за нее.

– Она такая же, как ты?

Она быстро кивнула.

– Угу. Только сиськи поменьше.

Мгновенно посерьезнев, она открыто посмотрела на него:

– На самом-то деле нет, не совсем такая. Я на папу похожа, а сестра, понимаешь, она мамина дочка. Она всегда к маме прибегала, вечно они о чем-то шушукаются. Может, и хорошо, что она сейчас с ней. – Она, словно вспомнив что-то, быстро посмотрела на него. – Я где-то читала, что бывает только два типа женщин – те, что спят в ночной рубашке, и те, что спят без ночной рубашки. Танька, она всегда в ночнушке, а на меня мать вечно орала: «Чего ты голая спишь». – Она быстро, словно спеша предупредить что-то, посмотрела на него. – Танька – она вообще молодец, то есть, конечно, потусоваться, погулять любит, но она нормальная. То есть с мальчиками, конечно, гуляла, но по-настоящему только в восемнадцать лет стала, она вообще из всего класса последней трахнулась, она и еще там одна ее подружка.

– А остальные?

Она махнула рукой.

– Остальные вообще лет с пятнадцати некоторые. То есть к десятому классу нетрахнутых точно не осталось. Ну, это как везде. – Она, внезапно вспомнив, оживившись, хихикнула: – Как-то мы еще дома сидели, отец что-то там в комнате тусовался, ну он там из окна на улицу смотрит, вдруг говорит: вон последняя во дворе целка пошла. Мы с сестрой как услышали, прям специально к окну кинулись, посмотреть, кто это такая. А это Танька Климова, ее еще в шестом классе трахали все кому не лень. Мы с сестрой прям охренели тогда. Сестра мне шепотом говорит: «Ну папа дает…» – Она покрутила головой. – Я отца люблю, я даже словами сказать не могу, как я его люблю. Для меня отец – это все. Меня саму можно ругать, что угодно говорить можно, мне насрать, но если кто отца тронет, я просто с катушек съезжаю, я не знаю, что со мной делается, я за отца убить могу. Как-то еще мы на прошлой работе сидели, я стала хвалиться, какой у меня папа классный, один мужик чего-то там пошутил, сказал что-то про него не то, я на него с кулаками налетела, меня трое мужиков оттаскивали от него. Хорошо, оттащили, я б его и вправду убила тогда. – Она открыто повернулась к нему. – Я в последний год, как вместе жили, отца с матерью дома почти не видела, отец с бригадой сутками калымил, а мать вечно в ночную смену выходила, мне только записки писала. Классные такие, я их все откладывала, я их всегда с собой ношу. Сейчас, погоди. – Быстро порывшись в своей огромной сумке и раскрыв потрепанный листок бумаги, она заблестевшими глазами просветленно посмотрела на него. – Вот, послушай. «Дорогая Золушка. Суп на плите, мясо в духовке. Я в смене, вечером не жди, буду поздно. Намели мешок муки, посади пять розовых кустов, познай самое себя, Кузьку не щекоти, а то опять оцарапает, отца и Кузьку накорми. Утром не убегай, я по тебе соскучилась. Мама», – прочитав это каким-то взлетевшим от нежности голосом, со старательным выражением, как дети читают новогоднее стихотворение, она, блестя глазами, почти с гордостью посмотрела на него. – Классно, правда? Мать сейчас все время пишет, к себе зовет, а я не еду. – Она, переживая, покрутила головой. – То есть я хочу, и ее, и сестру хочу увидеть, но если переехать, это все. Это будет п…ц с работой. В Донецке точно работы не найду, там никаких анимационных студий нет, я узнавала, а здесь все-таки еще что-то может быть, какая-то надежда есть, мне осенью в одном месте работу обещали, когда проект начнется, они будут заново людей набирать. Для французов делать что-то. Я без работы не могу, я на этом складе уже затрахалась, просто деньги нужны, а так бы я там и минуты не просидела. Мы недавно с девчонками собирались, с кем вместе на студии работали – они тоже сейчас работают – одна продавщицей, другая в химчистке стирает, я-то ладно, всех веселила, говорила, мол, все нормально, все еще будет классно, а они-то обе просто плакали, вспоминали, как там работать здорово было. По-настоящему ревели, я их валерьянкой отпаивала, честное слово.

Встревожено слушая ее, он быстро посмотрел на нее:

– А ты уверена, что правильно искала? Это ж надо брать телефонный справочник и…

Она, не дослушав, кивнула:

– Да я все это делала, но это бесполезно, сейчас либо работы нет, либо платят столько, что и на сигареты не хватит. Я все эти фирмы знаю, их же не так много на самом деле. – Она махнула рукой. – Ладно, прорвемся. Может, осенью и вправду что-то будет.

– А ты дотерпишь до осени?