— Этого я не знаю. Если это все, то я покажу твою комнату, — сразу перешла на “ты” хозяйская работница.
— Прежде чем уйти, — остановила ее Вольф, — вы не сказали, Ханна, кто же еще остановился в доме?
— Несколько друзей хозяйской невесты и вы.
Горничная развернулась, чтобы уйти, а Алена, когда та не видела, покрутила у виска и скорчила злобную рожу так, чтобы ее заметила только ее мадам. Им уже приходилось быть гостями в разных домах, и обслуживающий персонал довольно часто бывал груб и не отесан — так что подобный прием не был для них в новинку.
Оставшись одна, мадам упала на кровать, к ней тут же присоединилась Кикки — рыжее облако запрыгнуло на высокий матрас и улеглось рядом. Француженка прикрыла веки, улыбнулась своим мыслям и ели слышно напела какую-то мелодию себе под нос.
— Парам, парам, парам пам пам…
Вольф подняла обе руки над собой и принялась выводить ими в воздухе непонятные символы — со стороны могло показаться, что в данную секунду она представляет себя как минимум дирижером. Через несколько минут мадам погрузилась в недолгий, но весьма удовлетворительный сон.
Днем в усадьбе устроили короткое чаепитие, выполнявшее роль чего-то на подобие поминок. В просторном зале на первом этаже дома собрались его обитатели и кое-кто из тех, кто был на кладбище. Сестру покойной Вольф среди этих людей не заметила. К ее удивлению, так сильно горевавшая Анна успела переодеться и предстала перед присутствующими в обычном сером платье. Карл должен был быть где-то поблизости, но не изъявлял особо большого желания общаться с другими. Полковника нигде не было видно, Алена тоже исчезла в неизвестном направлении.
Эрнестина Вольф вошла в зал и первым делом огляделась по сторонам. Безусловно, площадь помещений поражала, особенно после скромных размеров недвижимости в ее любимой Франции. Однако местный шик и размах был истинно сельским. Скромный, каменный пол (ни о каком паркете и речи быть не могло), мебель крупная и грубая. Везде полевые цветы в вазах и белые скатерти из натуральных материалов на столах. Там же разложены для гостей угощения. Чай, кофе или что-то покрепче скорбящим или просто присутствующим по случаю, предлагалось пить стоя. К этому шли закуски.
Мадам приблизилась к одному из столов. Да уж. Далеко не канапе. Угощения были довольно впечатляющих размеров. Деревенские бутерброды с мужскую ладонь, из которых торчали жирные сосиски или того хуже, отбивные в тесте. Есть это стоя, не имея тарелки, вилки и ножа не представлялось возможным. Здесь, конечно, предлагались салфетки, но француженка даже с таким условием не смогла представить себе, как накинется на такое угощение и как она после будет забавно подпрыгивать, боясь, как бы не закапать жиром свой очередной костюм от Шанель.
Понаблюдав за остальными присутствующими, которые запросто управлялись с громоздкой едой, мадам приуныла. Но расстраивалась она недолго, потому что почти сразу откуда-то из-за ее спины возникла верная помощница. Она подала Вольф небольшую тарелку, на которой красовался мастерски нарезанный бутерброд. Из одного большого он превратился в двадцать крохотных канапе, в каждое из которых была воткнута длинная зубочистка.
— Алена… — с благодарностью промурлыкала Эрнестина, всем своим видом показав, как сильно обожает свое компаньонку. Она хлопала глазами, вытянула и втянула несколько раз губы, как бы посылая Журавлевой пламенные воздушные поцелуи.
— На за что, — проворчала помощница, отводя смущенный взгляд в сторону.
Мадам забрала тарелку, ухватила первый бутерброд своего размера и отправила его в рот.
— Я принесу вам кофе, мадам, — прогрохотала над ней Журавлева. — Эти деревенщины совсем ничего не смыслят в правильном питании. Готовят как на слонов. А я говорила вам, что сюда не стоит ехать.
Удовлетворенно прищурившись — угощение оказалось довольно вкусным и свежим (хрустящий хлеб, кусочки жирных сосисок, помидор, огурец, деревенский сыр и чесночный соус, не могли не понравиться проголодавшейся иностранной гостье), Вольф проигнорировала вторую часть речи своей помощницы и задала вопрос:
— Ты не видела полковника Хольма?
— Видела. Он спустился раньше вас и уже успел испачкать свою голубую рубашку этим отвратительным жиром. Ему пришлось подняться к себе, мадам. Я предлагала ему помочь…
— И?
— Все полицейские — упрямцы.
ebooksa