— Из-за женщины… она не баба.
В полутьме комнаты, при свете двух свечей, на лице сержанта перемещались глубокие резкие тени. Они знали друг друга давно, вместе служили в полковой роте разведки.
Савелия двинули вверх, в дивизионную разведку, уже стал старшим лейтенантом, а Вишняк, хоть и считался одним из лучших разведчиков, только недавно «сержанта» получил. Своевольный, упрямый, правду режет в глаза, за что его штабное начальство недолюбливает. Грач понял, что отговаривать Сергея бесполезно, уйдет самовольно.
— Здесь недалеко, через час вернусь.
— Возьми с собой бойца. Не вернешься через час, подниму весь взвод, пойдем тебя искать. Ты этого хочешь?
— Пусть полтора. Ничего со мной не случится. В собственный тыл иду.
— В Берлине тыла нет. Из любой подворотни пулю словишь. Чужой город, чужая земля. Ладно, шагай. Только с патрулями ни в какие свары не лезь.
Эта ночь не отличалась от прошлой. Багровое зарево не давало сомкнуться темноте. Где-то продолжалась стрельба, ухали орудия разных калибров. Разведчик из молодых вопросов не задавал.
— Шагай молча сзади, — предупредил его сержант.
В карман бушлата он сунул банку сгущенного молока, во фляжке имелся ром. Запоздало пожалел, что не захватил еще что-нибудь из продуктов. Со спины одного из убитых немецких солдат сдернул ранец. Там наверняка что-то найдется. Пробираясь среди развалин, напомнил бойцу:
— Лишнего не болтай. Просто посидишь.
— Конечно. Я не из болтливых.
— Откуда призвали?
— Из Алатыря. Городок такой на Суре, в верховьях Волги.
— Знаю. Красивые там места.
— Все бы отдал, чтобы домой вернуться. После победы, конечно. У нас дом над рекой стоит, полста шагов.
— Вернешься…
— Дай-то бог, — вздохнул боец. — Нас в январе призвали, сразу пятеро земляков в один полк попали. Я в разведку попросился, лес хорошо знаю, следы умею читать.
— А земляки твои?
— Одного убили, двое в госпиталь угодили. А провоевали — нет ничего. Жестокая война. В эшелоне ехали дураки дураками. Фрицы драпают, а мы их добивать спешим, боялись, что не успеем.