Охота на маршала

22
18
20
22
24
26
28
30

Двое офицеров Красной Армии, переодевшись немцами, устроили засаду на «виллис» начальника особого отдела полка. И на глазах своего комроты убили капитана НКВД Вдовина.

Смертный приговор для вчерашнего школьного учителя и выпускника Оренбургского военного училища уже звучал в ушах Гонты. Прямо здесь, в лесной тиши. Хотя, конечно же, никто вокруг ничего не слышал. Вокруг вообще стояла слишком уж спокойная, какая-то убаюкивающая тишина.

Место для операции выбрано со знанием дела, выстрелов никто не услышит, но…

Черт возьми!

– С ума сбрендили!

Ничего другого в голову не пришло. Да и «сбрендили» в данной ситуации – явно не совсем точное и верное объяснение происходящего.

– Ага, двинулись мозгами, – охотно подтвердил Соболь. – Ты правда хотел, командир, чтобы эта пакость тебя в особый отдел фронта доставила? Хотя… Если что – все вопросы вон к товарищу лейтенанту. Это он ум наморщил. Мое дело – поддержать инициативу. И спасти своего командира.

Пока Павел объяснял, Борщевский подошел к «виллису», вытащил из-под сиденья портфель особиста.

Открыл, быстро перебрал бумаги.

Сейчас он вел себя точно так же, как если бы группа перехватила немецкую машину. Шерстя трофейные документы, оценивая важность добычи. По-прежнему не находя слов, так и не поняв, какие нужны – благодарности, отчаяния или порицания, Гонта глянул в сторону овражка, где лежал без движения Орешкин. Перехватив взгляд командира, Соболь поднял руки, выставил перед собой, словно собираясь сдаться.

– За кого ты нас держишь, командир? Сержанта отключили по науке. Главное в нашем деле – чтобы он успел перед этим фрицев срисовать. Засек, я так мыслю. Как по-немецки шпрехали, тоже слыхал.

Гонта даже не спрашивал, кто говорил: Соболь еще до войны, в институте, освоил язык вероятного противника довольно хорошо. Борщевский между тем разложил документы Вдовина на капоте «виллиса», приготовил зажигалку.

– Засада. Ежу понятно. Как отбились – это уже, командир, ты сам ум морщи. Главное – побольше про то, как наш Удав героически погиб в неравном бою с фашистами. Откуда фрицы тут, в нашем тылу взялись, нехай себе те, кому надо, головы ломают.

Красно-синий огонек «катюши»[2] вспыхнул, лизнул тонкую стопочку рапортов и докладных. Листы занялись разом.

– Гори, гори ясно, чтобы не погасло, – известную детскую присказку лейтенант произнес, словно заклинание.

Тем временем Соболь, опустившись на колени перед мертвым особистом, ловко и быстро обыскал труп. Нащупал и вытащил из его кармана пистолет Гонты, подбросил на ладони.

– Твой, командир? – И, получив в ответ молчаливый кивок, спросил: – Обойму он что, выкинул?

– В кителе глянь, Павло.

Капитану очень хотелось вмешаться в действия подчиненных.

Более того – приказом запретить все, что здесь происходит.