Я Пилигрим

22
18
20
22
24
26
28
30

Благодаря Бэттлбо и его манипуляциям с базами данных я вновь стал Питером Кэмпбеллом. Испытывая трудности с собственной идентификацией, я спросил компьютерного гения во время визита к нему в «Старую Японию», возможно ли при дефиците времени сделать мою новую личность достаточно убедительной.

Бэттлбо кивнул:

– У нас есть одно гигантское преимущество: люди верят тому, что видят в базах данных. Они ведь не знают самого главного правила киберпространства: компьютеры не лгут, но на них умеют работать обманщики.

Я рассмеялся:

– Именно поэтому вы так искусны в своем деле? Вы лжец высшей пробы?

– Некоторым образом. Наверное, секрет в том, что я верю в альтернативные реальности и живу в одной из них. Полагаю, что все они – большая ложь. Я ни с кем еще не делился этими соображениями, но знайте: в честном сражении я одолею ваших дружков из ФБР или любого тайного агента. Видите ли, для них альтернативные реальности или киберпространство – это только работа. А я такой большой и некрасивый, что не питаю особых симпатий к реальному миру. – Он указал на стеллажи с жесткими дисками. – Моя жизнь в них.

– Забавно, – заметил я. – Вы отнюдь не показались мне большим и некрасивым. В моем представлении вы – японец. – По лицу собеседника я понял, как это важно для него. – И может быть, вы действительно самый лучший. Точно скажу вам одно: если у меня снова возникнут проблемы по части компьютеров, я обращусь за помощью только к вам.

Бэттлбо рассмеялся и допил свой чай.

– Ну что ж, тогда приступим?

К тому времени, когда я вышел из дома, направляясь на симпозиум, Питер Кэмпбелл успел окончить Чикагский университет. Он изучал медицину в Гарварде, а потом долгие годы помогал Гарретту в его расследованиях. Как и было задумано ранее, Кэмпбелл совершенно случайно обнаружил рукопись замечательной книги Гарретта. Питер имел доступ к педантично пополняемым картотекам шефа, и неудивительно, что издатель попросил именно Кэмпбелла, то есть меня, подготовить рукопись к публикации. В результате я теперь знал все дела, которые вел Гарретт, вдоль и поперек, словно расследовал их сам.

Представ в качестве Питера Кэмпбелла перед собранием своих коллег, я сразу же попытался найти нужный тон разговора. Поведал об отшельническом характере Гарретта, о том, что я был одним из немногих друзей этого человека, который вел двойную жизнь: все знали, что Гарретт служит в ФБР, но бульшую часть своей работы он выполнял для организаций, относящихся, как я стыдливо их обозначил, к «разведывательной сфере».

Я изложил суть нескольких расследований, подробно описанных в книге, и, когда почувствовал интерес аудитории, предложил задавать мне вопросы, чтобы обсудить упомянутые случаи. Поднялся шум. Все это мне даже начинало нравиться: стоя на сцене, испытываешь ни с чем не сравнимое чувство, когда собратья по профессии анализируют твою работу – нападают на тебя или хвалят. Словно читаешь собственный некролог.

В первом ряду сидела женщина в бирюзовой блузке, возглавившая атаку: она критически разбирала свидетельства, анализировала мотивы, задавала нелицеприятные вопросы. Эта дама обладала острым умом и весьма привлекательной внешностью: волосы естественного цвета, высокие скулы и смеющиеся глаза. Она заметила:

– Судя по некоторым деталям, автор книги не слишком-то любил женщин.

«Откуда она это взяла? Мне всегда казалось, что я неравнодушен к прекрасному полу».

– Напротив, – ответил я. – Более того, когда Гарретт осмеливался иметь с ними дело, женщины находили его очаровательным и даже – не побоюсь этих слов – сексуально привлекательным.

Она иронически прищурилась.

– Очаровательным, привлекательным, да еще и сексуальным? Как бы я хотела с ним познакомиться! – воскликнула моя оппонентка под громкие аплодисменты и одобрительные выкрики.

Я улыбнулся ей и в этот миг понял, что кое-чего достиг, пытаясь столько месяцев обрести нормальную жизнь: эта женщина настолько понравилась мне, что захотелось перекинуться с ней парой слов и попросить у нее номер телефона.

Почувствовав, что нужно сменить пластинку, я рассказал им о случае, который Джуд Гарретт, будь он жив, счел бы самым интересным. Короче говоря, я завел речь о дне, когда рухнули башни-близнецы, и об убийстве в гостинице «Истсайд инн».