Я Пилигрим

22
18
20
22
24
26
28
30

Увы, никто не знал ее имени, это так и осталось тайной. Ни один человек вообще ничего не мог сообщить о первой владелице особняка.

Управляющий, взглянув на часы, сказал, что пора заканчивать погрузку зеркал, иначе их не успеют доставить в аэропорт. Рабочие закупорили бутылки, встали и направились к террасе.

Я пошел в сад. Остановившись на полпути, оглянулся на дом. Конечно, он выглядел зловеще, мое первое впечатление, когда я увидел его с подъездной аллеи, оказалось верным. Этот особняк явно был выстроен для уединения. Но почему его назвали Залом ожидания? И что за люди приезжали и жили в нем короткое время? Кем они были?

Не знаю, почему я подумал об этом. Может быть, такие мысли были навеяны волнением моря или грузовым кораблем, показавшимся на горизонте. Так или иначе, я научился доверять своей интуиции. Корабль. Именно его появления все они ждали.

Управляющий помахал рукой с террасы, чтобы привлечь мое внимание.

– Погрузка зеркал в машину закончена, – сообщил он. – Нам нужна теперь только ваша персона.

Улыбнувшись, я присоединился к конвою, направлявшемуся в аэропорт Милас.

Глава 27

Я прилетел во Флоренцию в конце дня. На небе не было ни облачка. Великий город эпохи Возрождения раскинулся передо мной во всей своей завораживающей красоте. Я находился в кабине самолета компании «Федекс», который прибыл из Стамбула в аэропорт Милас, изменив свой курс специально для того, чтобы забрать два больших деревянных ящика, в знак особой любезности по отношению к ФБР.

Пилоты – пара ковбоев: один из Англии, второй из Австралии – пригласили меня занять свободное место в своей кабине. Если бы я знал, что они на протяжении всего полета будут спорить о крикете, я бы отклонил их приглашение.

На стоянку самолетов подъехал грузовик из галереи Уффици, и ящики с зеркалами перешли от двух ковбоев к трем музейным кладовщикам. Груз за считаные минуты был перемещен подъемным краном из недр самолета в машину.

Как, наверное, и каждый город на земле, Флоренция сама по себе является произведением искусства, но мне не доставило большой радости видеть ее снова. Последний раз я бродил по улицам Флоренции вместе с Биллом, и меня вновь охватило запоздалое раскаяние из-за того, как несправедливо я относился тогда к своему приемному отцу.

Грузовик въехал в город, когда уже смеркалось. Двигаясь по узким улочкам, мало изменившимся за последние пять веков, он в конце концов остановился у огромных дубовых дверей, которые я смутно помнил. Мастерские, занимавшие отдельный участок территории музея, представляли собой ряд старых подвалов и складов с каменными стенами толщиной шесть футов: некогда они служили хранилищами запасов зерна и вин семейства Медичи.

Видеокамеры держали под наблюдением каждый дюйм улицы. Дубовые двери наконец открылись, и грузовик въехал в просторную зону обеспечения безопасности. Я вылез из кабины и рассматривал высокотехнологичные пульты управления, группы вооруженных охранников, стойки с мониторами, системы охранного видеонаблюдения и массивные стальные двери, преграждавшие вход в другую часть здания. Это место мало напоминало то, которое я посетил много лет назад. Однако удивляться не приходилось: в начале девяностых террористы взорвали в галерее Уффици бомбу и администрация музея не могла больше рисковать.

Подошли два охранника и сняли ручным сканером отпечатки пальцев у кладовщиков и шофера. Хотя эти люди знали друг друга долгие годы, охранникам пришлось ждать, пока центральная база данных не подтвердит личность проверяемых, чтобы можно было открыть стальные двери. Когда грузовик с зеркалами исчез внутри, появился мужчина в костюме, который распорядился, чтобы меня сфотографировали на пропуск, выдаваемый службой безопасности. Мужчина сказал, что директор со своими сотрудниками ждут меня.

Приколов пропуск к моему пиджаку, охранник стянул ремешком вокруг моей лодыжки волочащийся по полу медный провод, чтобы через него заземлялось все статическое электричество с моей одежды и обуви. Эта мера предосторожности предотвращала риск искрения. Больше всего, если не считать ограбления и террористических актов, в мастерской опасались даже самой малой вспышки, способной воспламенить летучие химикалии, используемые для реставрации.

Галерея Уффици специализировалась на восстановлении больших полотен и фресок, и, хотя со времени моего предыдущего визита многое изменилось, директор сказал мне по телефону, что у них сохранились огромные фотографические пластины и ванны для химикалий. Именно это очень скоро определит дальнейшие перспективы моей миссии.

Мужчина в костюме провел меня к лифту, мы спустились на шесть этажей вниз, и я оказался в помещении, напоминавшем конференц-зал: четыре стены из матового стекла, длинный стол, по одну сторону которого перед компьютерными мониторами, подсоединенными ко множеству жестких дисков, сидели два технических специалиста.

Три женщины и полдюжины мужчин встали со своих мест, приветствуя меня. Один из них, назвавшись директором мастерской, протянул мне руку. Он показался мне на удивление молодым, но его длинные волосы были совершенно седыми. По-видимому, сказывался постоянный стресс из-за риска повредить бесценные произведения искусства. Он сообщил, что через несколько часов после нашего первого разговора люди, собравшиеся здесь, разработали стратегию снятия изображения с зеркал. Такая попытка может быть сделана, но надежды на успех очень мало.

– Впрочем, – добавил он с улыбкой, – иногда даже реставраторы произведений искусства способны творить чудеса. Вы готовы?