Я Пилигрим

Через три минуты убийцы очутились у вагона фуникулера, и это позволило нашим агентам спуститься к морю гораздо быстрее, чем если бы они ехали на осликах: тысячу двести футов удалось преодолеть меньше чем за две минуты. Катера уже подходили к причалу. К тому времени как первые копы прибыли в ресторан «Растони», киллеры вовсю мчались по пенящейся голубой воде в ореоле белых брызг и были уже на полпути к соседнему острову.

Греческие полицейские, к своему крайнему изумлению, быстро обнаружили, что Кристос, старший и любимый сын Патроса Николаидиса, был застрелен двумя дамами в брюках капри и солнцезащитных очках от Шанель. Теперь понимаете, в чем заключалась моя ошибка? Не в том, что я приказал убить Кристоса. Нет, я дал маху, поручив сделать это женщинам. Я просто послал на задание лучших своих агентов, упустив из виду, где именно им придется работать. Как говорится, век живи – век учись: планируя операцию, надо учитывать все, даже самые мельчайшие детали.

Николаидисы жили в сельской местности на севере Греции, где все решения принимаются исключительно мужчинами. Представляете, какое это для них оскорбление – быть убитым киллером-женщиной, просто невероятное унижение, хуже самой смерти. Для старика-отца это означало, что Кристоса сочли каким-то никчемным кастратом, недостойным даже того, чтобы убивать его послали настоящего мачо.

Скорее всего, Патрос, этот безжалостный тиран и глава преступного клана, в любом случае удовлетворил бы свою жажду мести, но после того, как он узнал все обстоятельства дела, любой компромисс стал в принципе невозможен. У старика просто не осталось выбора: было задето его мужское достоинство, его честь, – и не думайте, пожалуйста, что такие понятия были ему чужды.

Женщина-агент ошиблась, давая оценку пострадавшей в перестрелке девушке. Несмотря на вызывающую одежду, та вовсе не была шлюхой. Она оказалась младшей сестрой Кристоса. Позже я узнал, что в «Растони» красотка заявилась в один из редких дней, когда была трезвой. Когда посетители ресторана ринулись к выходу, она по битому стеклу подбежала к брату, отчаянно моля его не умирать.

Поняв, что словами здесь не поможешь, сестра Кристоса схватила мобильник и позвонила отцу, единственному настоящему мужчине, которого она знала (хотя имела многих за несколько лет беспорядочного секса). В результате Патрос и его албанская гвардия раньше меня узнали, чем закончилась учиненная нашими людьми расправа.

Через десять минут, когда я все еще находился близ Старого города, мне пришла из интернет-магазина «Amazon» эсэмэска, в которой сообщалось, сколько стоит DVD-диск с фильмом «Леон». Это означало, что Кристос мертв, а все пятеро наших агентов в целости и сохранности погрузились на катера, погони не было. Отложив телефон в сторону, я взглянул на часы. С того момента, как я своим звонком запустил механизм этой операции, прошло всего восемнадцать минут.

Между делом я по телефону распорядился выслать небольшие группы спецагентов для ареста остальных шести человек, сотрудничавших с врагом. Операция, начавшаяся несколько лет назад в Москве на Красной площади, близилась к завершению. И нет бы мне, улучив момент, порадоваться втихомолку, позволить себе ощутить хоть толику триумфа, но, увы, я склонен к самокопанию и вечно недоволен собой.

Пока я рылся в портфеле, передо мной откуда-то из тени возникла фигура ничем не примечательного мужчины средних лет, который быстро исчез в безликой толпе иностранных туристов. Это был выплывший из глубин моего подсознания Эдмунд Берк, давно умерший английский писатель и оратор. Помнится, он еще в восемнадцатом веке говорил, что главная проблема любой войны заключается в том, что она уничтожает все то, ради чего ведется: справедливость, порядочность, гуманность. Вот и сейчас меня мучила мысль, как часто приходится нарушать самые сокровенные принципы нашей страны во имя ее защиты.

Погрузившись в раздумья, я направился к маленькому мосту через реку. От границ Старого города до гостиницы, где я остановился, было восемь сотен шагов. Дорога заняла около четырех минут. Что такое четыре минуты с точки зрения истории? Ничтожнейший промежуток времени! Но как выяснилось впоследствии, именно в эти мгновения наши жизни находились в руках кучки безумцев.

Глава 13

Когда я вошел в отель, вестибюль был пуст: ни швейцаров, ни администратора у стойки. Обескураженный тишиной, я подал голос, но никто не откликнулся, и тогда я направился через вестибюль к бару.

Весь персонал, включая начальство, собрался здесь. Они смотрели по телевизору последние новости. В Женеве было около трех часов пополудни, а в Нью-Йорке – девять утра. На календаре – одиннадцатое сентября две тысячи первого года.

Первый самолет только что врезался в Северную башню Всемирного торгового центра, отснятый материал повторяли снова и снова. Диктор сообщил с экрана телевизора, что, судя по всему, это дело рук антиамериканских террористов. Предположение вызвало одобрительные возгласы нескольких идиотов, сидящих в баре. Будучи швейцарцами, эти люди говорили по-французски, но я провел в Париже достаточно времени, чтобы понять: они восхищены мужеством и изобретательностью тех, кто осуществил этот теракт.

А я думал о своих соотечественниках, которые сидят у себя дома в Нью-Йорке и смотрят репортаж, зная, что их близкие остались в этом горящем здании; представлял, как они в отчаянии молятся, чтобы те сумели каким-то чудом выбраться оттуда. Возможно, есть вещи и похуже, чем следить в прямом телевизионном эфире, как умирают члены твоей семьи, но лично я в тот момент просто не мог представить себе ничего более ужасного.

У меня в кармане лежал пистолет, изготовленный исключительно из керамики и пластика, чтобы обмануть металлодетекторы, как это случилось, например, во время недавнего визита в офис Бухера. Я был так зол, что всерьез подумывал, не пустить ли оружие в ход.

Пока я пытался обуздать свои эмоции, самолет рейса 175 авиакомпании «Юнайтед эрлайнс», вылетевший из Бостона, врезался в Южную башню. Это повергло в шок уже абсолютно всех зрителей, включая и тех идиотов. Присутствующие дружно ахнули, а потом бар погрузился в тишину. А может быть, было и по-другому, но я удивительно ясно помню это ужасное ощущение: все сдвинулось с привычной оси и мир рушится.

Находясь в одиночестве вдали от дома, я боялся, что теперь уже ничего не будет как прежде: впервые в истории какой-то неопознанный враг отобрал жизни американцев в континентальной части Соединенных Штатов. Более того, террористы уничтожили башни-близнецы: символ, олицетворявший саму нацию – амбициозную, современную, рвущуюся ввысь.

Никто не знал тогда, насколько велик нанесенный ущерб. Происходившее в баре словно бы распалось на какие-то бессвязные фрагменты: люди не отвечали на телефонные звонки, от недокуренной кем-то сигары осталась кучка пепла. Картины на экране телевизора все время менялись: показывали то недавно произошедшую трагедию, то ее ужасные последствия.

Люди молчали. Небось так же, как и я, гадали: а что же дальше? Куда врежется следующий самолет – в Белый дом, в атомную электростанцию на Три-Майл-Айленд?