— Я вспомнила, что обещала Елизавете Николаевне, велела себе собраться и крикнула кучеру поворачивать. И, конечно же, я хотела узнать, чем закончился ваш визит к Ермолову… Но вы опять улыбаетесь. Я бы хотела увидеть, как вы разозлитесь.
— Это гораздо легче устроить, чем мою встречу с командующим Кавказским корпусом. Заговорите… да хотя бы с тем мальчиком… и вы увидите, как я бываю зол.
— Этот мальчик обещает быть большим поэтом. Говорят, сам Державин отметил его на лицейских экзаменах. Впрочем, сегодня мне не до стихов. Так вы ревнивы? Фу! Во-первых, это мелкое чувство, во-вторых, я не давала вам повода.
— Во-первых, повод не дают, а берут. Во-вторых, злость тоже чаще всего сопутствует слабым. Что же делать — я не так силен, как хотел бы казаться.
Софья Александровна накрыла его руку своей ладонью, и Новицкому сделалось жарко.
— Извините, дорогой мой. Я сегодня устала, расстроена, оттого и кусаюсь, как комнатная собачка. Но что же Ермолов?
Сергей коротко и четко пересказал ей основные узлы разговора с будущими его начальниками. Муханова слушала, внимательно разглядывая его лицо:
— Вы довольны. Я это вижу. Вы рады, что уезжаете, оставляете нас в холодном, недобром городе. Не отрицайте, вы меня разочаруете.
— Сердце мое разорвано надвое.
— Уверена, что вы послушаетесь лучшей его половины. Ах, как бы я хотела вырваться из этого круга! Какое там, должно быть, солнце на вашем Кавказе! Какие белые шапки на острых вершинах! Я видела подобное в Альпах. И, наверное, уже больше никогда не увижу.
— Я бы… Может быть… — забормотал, сбиваясь, Новицкий.
Настал черед Софьи Александровны извинять, улыбаясь:
— Нет, друг мой, и не будем никогда заговаривать о подобном впредь. Вы же только начинаете подъем, вам незачем отягощать руки, спину и совесть… Вы говорите, Рыхлевский согласился взять вас к себе в канцелярию. Он умелый и умный чиновник. Когда-то в самом деле был достаточно известным врачом, но после вдруг перешел в департамент полиции. Балашов, его начальник в прошлом, фигура страшная. Государь порой даже отказывался принимать его с докладами. Сейчас Андрей Иванович перешел к Ермолову. Но значит ли это, что он ушел вовсе от Балашова? Я не уверена.
— А кто такой Чернышев? — вспомнил вдруг Сергей Александрович. — Рыхлевский спросил меня, знакомы ли мы, но я даже не слышал этого имени.
— Ныне генерал-адъютант. Перед самым нашествием Бонапарта был в Париже, откуда ему пришлось уехать быстро и тайно. Говорили, что он выполнял секретные поручения государя. И очень хорошо, что вы незнакомы. На эту сторону жизни нашего государства порядочному человеку лучше и не заглядывать.
Новицкий кивнул, якобы соглашаясь. Но часть его мозга сразу же стала прикидывать, кому же подчиняется Артемий Прокофьевич Георгиадис, а значит, и сам он.
— Сколько же вы еще пробудете в Петербурге?
— Неделю-две, может быть, месяц. Мне могут приказать уехать в любой день.
— Надеюсь, что это будет не завтра. У меня выходной, я хотела бы выспаться, а вечер провести спокойно, разумно и просто. Завтра в Малом театре играют «Дмитрия Донского» Озерова. Вы видели Семенову? Нет?! Вы просто обязаны быть со мной. О билетах не беспокойтесь, мы пройдем в ложу…
Для разговора с Рыхлевским Сергей надел венгерку, на вечер к Елизавете Николаевне поехал во фраке; в театр пришел в доломане гусарского ротмистра. Так, он решил, будет приличнее и уместнее показать свои ордена — Анну, Владимира и, главное, белый Георгиевский крест. Отставленный по болезни, он имел право носить мундир и рассчитал, что нынче как раз случай воспользоваться этой возможностью.
ebooksa