Сиверсия

«Погоди, Никита! Хорошо смеется тот, кто вообще не смеется…»

В гольф-клубе было немноголюдно. Бирюзовые поля на сотни метров окрест терпеливо ждали своих игроков.

– Тагир, – довольно спокойно начал Брюс. – Я не собираюсь выяснять, каким образом о нашем разговоре тет-а-тет узнал Осадчий, но, прежде чем ехать к нему в следующий раз, я просто пристрелю тебя, ничего не выясняя! Молчи! – приказал он. – Я хочу понять, со мною ты или…

Тагир, вместо ответа, медленно, осторожно достал и протянул Брюсу своего «Стечкина».

– Если тебе нужна моя жизнь, брат, возьми ее. Если оставишь мне ее, скажи, что я могу сделать для тебя.

Брюс и без этих пламенных уверений в преданности не сомневался в том, что Тагир – его человек. Тагиру он доверял. Но кто-то его все же подставил. Как желторотого.

– Тагир, прости, но я тебя предупреждал, не решай дела при жене. Она спит с Одесситом. Этот матерый вор в законе и Осадчий дела вместе мутят.

Брюс Вонг со смаком врезал «большой собакой» по мячу, так, что кусочки дерна разлетелись далеко в стороны.

– Она тупая. Только перед зеркалом крутиться умеет и деньги мои на безделушки тратить. А спит она с каскадером, бывшим своим одноклассником Саней Хабаровым. Документы готовы?

– В Эмираты можем лететь хоть завтра!

– Завтра не надо. Найди человека. Со стороны. Чтобы машину водил прилично. Чтобы мужик был крученый. Скажи, «тачку» надо из Питера в Москву перегнать. Предложи хорошие деньги. Понял?

Подхватив сумки с клюшками, они направились к следующей лунке.

– Послезавтра в Питер приходит очередной транзит из Прибалтики. Четыре контейнера отборных якутских алмазов. Заплати нашим таможенникам в порту. Пусть якобы задержат как контрабанду. По-тихому доставим контейнеры в Москву, через моего человека диппочтой переправим в Дубай. Бывают ситуации, когда надо идти ва-банк, иначе сдохнешь «шестеркой». Годами я делал всю черновую работу за гроши. Источники, связи, сбыт, перевозка, таможня, риск, что накроют, возьмут за жабры – все было мое! Пару раз едва не влетел. Что я получил в итоге?! Кулаком по зубам, ногой по… – он поморщился, вспомнив, как трогательно прикрывался шлепанцем Никиты Осадчего. – Он выбросил меня на дорогу без гроша в кармане, полуживого, с изодранной шкурой и распухшей мордой. Но за те четыре дня, что я, голодный и злой, сёк из кустов за «отдыхом» нашего общего друга, я здорово поумнел. Чтоб никогда тебе, Тагир, не видеть того, что видел я. Так что – в Дубай! Поднимать алмазную отрасль Арабских Эмиратов!

Несмотря на ранний час, работа на съемочной площадке кипела вовсю.

Сегодня предстояло снять конную схватку. Бои на мечах было решено снимать на натуре в Иерусалиме. Поначалу, правда, режиссер фильма Глебов планировал снять там турнир в целом, но тут стал возражать Хабаров, терпеливо втолковывая, что на постановку конных трюков уходят недели, что конь – животное своенравное, и что «их» лошадки при виде несущегося противника просто встанут на дыбы, потом шарахнутся в сторону и пустятся в галоп наутек. Противиться Хабарову было трудно, и Глебов просто сказал:

– Постановкой трюков ты занимаешься. Ты – продюсер. Тебе виднее.

Улучив минутку между дублями, каскадеры потягивали минералку в тени шатра и, посмеиваясь, наблюдали за тем, как мастерски, со знанием дела, Женя Лавриков обхаживал гримершу Лорочку.

– Я слышал, в Венеции благодарные потомки памятник Казанове поставили, – как бы между прочим заметил Игорь Лисицын, за невероятный рост и могучее телосложение прозванный «Малышом». – Оченно, говорят, на нашего Женьку этот памятник похож. Ну, прямо один в один!

«Все по местам. Приготовиться к съемке!» – голосом ассистента режиссера рявкнул мегафон.

– Орлы, заканчивай перекур! – сказал подошедший Хабаров.