Обитель милосердия

22
18
20
22
24
26
28
30

— Будет причитать, — Таисия встревожилась. — Врачи у нас толковые. И вообще, ты иди. Паниковать нечего. За твоим я пригляжу.

Она чуть коснулась Шохиной, и та послушно повернулась.

— Если разрешите, я позвоню из дома.

— Нечего названивать. И так с телефона не слезаешь. Иди. Чего случится, тут без тебя найдется кому… — она неловко замолчала. — Ну, словом, давай домой.

Шохина вскинула было голову, но тут же опустила. Она зашла в палату, где все так же, содрогаясь, захлебывался ее муж.

— До свиданья, Мишенька, — склонившись, тихо сказала она. — Сейчас тебе сделают укол. Попытайся уснуть. Завтра утром я приду. Я только на ночь. Чуть отдышусь — и сразу назад. Ты уж перетерпи. А завтра я здесь всех на ноги поставлю. Ты, главное, помни, что мне говорил: пока я рядом, с тобой ничего не случится. Верь в это. Выкарабкаемся.

Михаил Александрович простонал. Она поцеловала небритую ворсистую щеку и выбежала из палаты. Шохин вновь гулко икнул.

— О господи! — измаявшийся Ватузин в отчаянии нахлобучил на голову подушку.

Она шла по улице и слизывала губами воду. Это, однако, странно: ведь она не плачет, а щеки почему-то залиты водой. Она подняла голову, и капля попала в глаз. Только тогда она поняла, что уже около часа идет под дождем. Ей вдруг пришла в голову мысль, что из клиники могли позвонить, а ее нет в квартире, и она побежала. Тем более что уже было совсем рядом. На лестничной клетке, поколебавшись, позвонила в дверь напротив.

Долго не открывали, но чем более явственно было, что визит затеян не ко времени, с тем большим упрямством жала она на звонок. Отпустила его, только когда услышала тяжелые шаркающие, перемежаемые причитаниями, шаги.

— Кто еще?

— Откройте, Александра Ивановна, это я, Шохина.

Дверь, похрустев запорами, открылась.

— Извините, я только…

— Господи, Ирина Борисовна, вы ж насквозь. Да заходи.

— Нет. Ничего. Я сейчас в ванную… Ничего не надо. Александра Ивановна, я что хотела? Вы завтра в церковь пойдете? Вот у меня с собой двадцать пять. Так вы, как там у вас положено, свечку поставьте, а остальные раздайте от его имени бедным. Если мало, я еще…

— Неужто плохо?! — старушка приняла деньги, отмахнувшись от предложения принести еще.

— Инсульт, — она прислонилась лбом к косяку. — Он так мне верил, так верил, что, пока я рядом… А я не уберегла.

— Ничего, — старушка успокоительно гладила ее по мокрому запястью. — Бог поможет. Люди не помогут, а Бог такому человеку обязательно поможет. И все как есть лучше сделаю. И свечечку знаю, кому поставить. С утрева и сбегаю.

— Одни, — Ирина Борисовна вспомнила вдруг, о чем думала всю дорогу. — Всю жизнь вокруг люди. Смех, споры, ругань и… люди, люди, люди. Нескончаемые, чего-то ищущие у него, требующие. Как водоворот. Я даже ревновала. И вдруг — никого, пустота. Живут где-то, спорят, а мы одни. Река вдруг взяла да и сменила русло, а мы вот на мели остались. И никому уж и дела нет, что Михаил Александрович Шохин умирает.