— Ишь как жинка вокруг тебя квохчет. — Ватузин отходил от операции и теперь с удовольствием часами сидел, покачиваясь на койке. — Мою-то бабу так черт заставит. За все время один раз всего и приехала. И ладно б с добром, а то даже пожрать толком не привезла, волкодавина.
— Любили, видно, плохо, — поддела Ирина Борисовна. Она уже привыкла к безыскусному, солоноватому жаргону этой палаты, как свыклась с видом постанывающего слабоумного старика у окна, исколотые синюшные ягодицы которого выглядывали из-под одеяла.
— Да не, — не стал особо отпираться Ватузин. — Тут уж кому как повезет. Вашему вон повезло.
— Что так, то так, — неожиданно признался Михаил Александрович. Он почувствовал, как голос «рванул» вверх и на глаза навернулись слезы. «Черт, совсем ослаб, уже и нервишки сдают», — досадливо подумал он. Но противиться охватившему его умилению не хотелось, и, чтобы скрыть слезы, он поспешно отвернулся к стене и на поцелуй жены лишь сердито отмахнулся.
— …Что это? — Ирина Борисовна выронила сумку, и молоко из опрокинутой бутылки с веселым чавканьем побежало по палате. В сумерках — прорвалась лишь под вечер — ей был виден муж, недвижно лежащий лицом вверх. Левая щека его была наполовину прикрыта пышным квадратным бинтом, перехваченным крест-на-крест полосками пластыря. На лбу — затянутая свежей кожицей ссадина, в углу рта прикипела плохо смытая кровь.
— Я спрашиваю, что здесь было?! — она угрожающе посмотрела на находящихся в палате.
— Да вы что?! — возмутился под ее взглядом выгуливающийся у окна сосед напротив. — Мы, что ли? Вот с этого агрегата пи… грохнулся, то есть. По ночи еще.
— Как же это? — она ошеломленно присела на табурет у кровати мужа. Перевернутая «утка» валялась под тумбочкой.
— П-понимаешь, приснилось, — он отвел глаза. Она потянулась было подать ему вставную челюсть, но увидела, что она во рту. Сердце ее сжалось — опять нарушилась артикуляция.
— Что? Что тебе еще приснилось?!
— З-забыл, гд-де я. П-приснилось, что на работу оп… Ну, и вскочил.
— Он об угол кровати приложился, — пояснил сосед. — Мы его с Ватузой еле назад взгромоздили на мастодонта этого, — он со скрытым уважением оглядел койку. — Здорово щеку посек. Пришлось хирурга вызывать. Зашивали.
— Мишенька! — Ирина Борисовна тоскливо провела подушечками пальцев по заклеенной щеке. — Что ж ты делаешь-то, Мишенька? Нам еще переломов не хватает.
Он виновато потерся о руку жены.
— Как чувствовала, — сообщила она. — Ночью вдруг проснулась: что-то случилось. Хотела позвонить, но не решилась. И так они меня здесь за дурочку держат.
В самом деле, отношение к ней после истории с кардиологом в отделении переменилось: происшедший накануне скандал широко обсуждался среди младшего медперсонала, и поведение этой Шохиной, настучавшей Илюшке на Таисию, подвергалось, хотя и с некоторыми оговорками, единодушному осуждению. Теперь вид ее, в часы сна мужа сидящей с вязанием в холле, вызывал всеобщее раздражение. И даже обходительная Прасковья Ивановна, в часы дежурства которой Ирина Борисовна уходила домой более спокойной, и та, захваченная общим настроением, как-то неловко отводила добрые свои глаза, будто говоря: «Что ж вы, голубушка моя, так меня подвели? Вроде с вами по-доброму». Наиболее горячие головы предлагали даже потребовать от зава убрать распоясавшуюся «блатнячку», и только деликатное вмешательство Татьяничевой, бывшей в курсе всех перипетий в отделении, предотвратило демарш.
Михаил Александрович икнул, тут же еще.
— И чего ж это мы поели? — Ирина Борисовна перешла на подбадривающий, шутливый тон. — Это каким же прожоркой надо быть, чтоб аж до икоты? Ну, давай запьем.
Он судорожно глотнул из носика приставленного к губам чайничка и — опять икнул.
— Воздух придержи, — посоветовал Ватузин. — Раза три, сколько можешь, подержи — само пройдет. Дело проверенное.
ebooksa