— Но и это уже немало, — заметил Леденев. — Тем более если учесть, каким сложнейшим инструментом вы овладели.
— Вы любите орган? — спросила Татьяна.
— Видите ли, я плохо знаком с органной музыкой. Кое-что слышал в Большом зале Московской консерватории. Иногда, по случаю, приобретаю пластинки. С месяц назад, например, был на органном вечере Гарри Гродберга.
— Исполняли Баха?
— Его… «Двенадцать хоралов», «Прелюдия и фуга ре минор» и еще что-то, не помню названия.
— Если хотите, я могу поиграть для вас в кафедральном соборе. Мне выделили дневные часы для практики.
— О, воспользуюсь этим с величайшим удовольствием! — воскликнул Юрий Алексеевич. — Я слышал о вашем знаменитом соборе и не менее знаменитом органе. Как мне узнать, когда вы играете там? У меня ведь тоже… расписание. И если часы моего досуга совпадут с вашей работой, то непременно приду послушать.
Ничего не ответив, Татьяна достала из сумочки записную книжку, написала на листке, вырвала его и подала Леденеву.
— Вот в эти дни и часы, — сказала она. — Буду рада вас видеть. Не так часто встречаешь любителей органной музыки, тем более…
Она хотела сказать «среди людей вашей профессии», но в последний момент спохватилась. Татьяна поняла, что ей совсем не хочется обидеть этого человека, уже внушившего ей необъяснимую симпатию. Она шла от некоей внутренней теплоты, способности наделять людей, общающихся с Леденевым, уверенностью и покоем.
— Мне будет приятно показать вам наш концертный зал, — сказала Татьяна и улыбнулась Юрию Алексеевичу.
— А мне вы позволите послушать вашу игру? — спросил Арвид. — Органная музыка любезна и моей душе тоже.
— Разумеется, приходите, — ответила Татьяна. — Сейчас я хочу, чтобы вы послушали мои любимые хоральные прелюдии Баха из его «Органной книжки».
Она нашла пластинку, поставила ее, и гостиную наполнили звуки органа.
— Играет Хельмут Вальха, — сказала Татьяна и передала Юрию Алексеевичу обложку пластинки, где разъяснялось на обороте, что именно хотел сказать каждой из прелюдий великий мастер.
«Как будто возможно передать содержание музыки словами», — подумал Леденев, следя за мелодией и читая неуклюжие разъяснения некоего музыковеда.
Органист перешел к седьмой прелюдии «Der Tag, der ist so freuedenreich — Столь радостный день», — о котором разъяснитель написал, что «этот, восходящий к средневековью хорал Бах скромными средствами превратил в поэму радости и ликования», когда в благородную гамму звуков ворвался резкий звонок телефона.
Трубку сняла Магда.
— Кого-нибудь из ваших, — сказала она, обращаясь к мужчинам.
Татьяна убрала адаптер с пластинки. Прохор Кузьмич подошел к телефону.