Юрий Алексеевич кивнул. Леденев принимал сейчас в себя мощные потоки звука, они обрушивались на него со всех сторон. Потоки сминали, скручивали его существо и, едва оставив в покое, вновь и вновь терзали душу, причиняя ей сладостную боль и наполняя каждую клеточку существа необычным могуществом и силой. Леденев как бы ушел из этого мира… Он умел отдаваться музыке и воспринимать ее, как некую физическую субстанцию, с которой сливался воедино. А Таня все повторяла и повторяла вариации на неизменный мотив в басу, рассказывая на необычном полифоническом языке о судьбе Катерины Измайловой, ставшей сейчас и ее судьбою. Она протянула невидимые нити к сердцам сидящих в зале мужчин и исторгла из них сострадание…
Вот трагический эмоциональный взрыв в кульминации, и орган убеждает в том, что жизнь не прекращается с несчастьем. Жизнь — это нескончаемое движение. И ты участвуешь в нем вечно… И в тех, кто был до тебя, и в тех, кто будет после.
Потом Таня играла Куперена и Жиго, а в заключение исполнила «Фантазию» Александра Глазунова, написанную им в 1935 году, за год до смерти. Когда Таня закончила играть, Валентин Петрович рассказал Юрию Алексеевичу и Арвиду Казакису о том, что Александр Глазунов посвятил эту «Фантазию» французскому композитору и органисту Марселю Дюпре, здравствующему и поныне.
— Глазунов пользовался его консультациями в парижской церкви Сен-Сюльпис, когда создавал знаменитую работу, — сказал Старцев. — И композитор впервые услышал «Фантазию» в исполнении Дюпре за два месяца до смерти…
— Вы, оказывается, большой знаток органной музыки, — заметил Юрий Алексеевич.
— Немудрено, — засмеялся Валентин Петрович. — Живу в городе, где находится такой замечательный концертный зал и орган и, кроме того, много лет общаюсь с двумя женщинами, одна из которых ярая поклонница органной музыки, я говорю про нашу Магду, а вторая стала профессиональным исполнителем. А вот, кстати, и Татьяна.
Подошла Татьяна Маркерт. Мужчины дружно благодарили ее за доставленное удовольствие. На исхудавшем за последнее время, бледном лице Тани появилась улыбка.
— Я рада, что вам понравилась моя игра, — сказала она. — А сейчас мне нужно работать. Из отведенного для меня времени осталось чуть больше часа. Извините меня…
Когда подходили к выходу из собора, Леденев остановился, повернулся и окинул взглядом зал.
— Мне довелось слышать историю этих замечательных витражей, — сказал он. — Это ведь уже не те, что были здесь до войны?
— Увы, — ответил Старцев, — к сожалению, тех больше нет… А эти витражи работы вильнюсских мастеров. Говорят, что как будто бы почти тоже самое. Почти…
— А те, что были похищены гитлеровцами, искали?
— Еще как, — сказал Арвид. — Целые экспедиции снаряжали. Если вы интересуетесь, могу дать вам полный обзор по этой теме. Есть и архивные материалы…
— Конечно, — проговорил Старцев, — по этой части мне с Арвидом Карловичем не потягаться.
— Каждому свое, — заметил Юрий Алексеевич. — А вот про содержание изображенного на этих витражах, мне думается, вы расскажете вполне профессионально. Каковы, Валентин Петрович, сюжеты этих цветных окон?
— Сюжет тут один: искушения Господни, — ответил доцент. — Точнее, три сюжета… поскольку Иисуса Христа сатана искушал трижды.
— Любопытно, — сказал Юрий Алексеевич.
Арвид, удивленно посмотрел на него, потом отвел глаза, понял, что Леденев по каким-то еще неясным для Казакиса соображениям не желает обнаруживать собственную довольно сносную евангельскую осведомленность.
— Случилось это после того, как Иоанн Креститель крестил Христа в водах реки Иордан, — принялся рассказывать Валентин Петрович. — После свершения обряда Христос удалился в пустыню и сорок дней постился там в одиночестве. Сорок дней Иисус ничего не ел, сообщает нам евангелист Лука, а по прошествии этого срока взалкал. Тогда и явился к нему сатана.
— После такого поста и марсиан, и летающие тарелки увидишь, — заметил Арвид.
ebooksa