Мы прошли через неё в другую ком-нату. Размерами поменьше, зато мебель-побогаче. Комод, диванчик, шкаф и кровать, прибранная белой накидкой с кружевным подзором, с горкой взбитых подушек. Сюда, видимо, тоже можно было пройти с улицы, но чёрным ходом. Почему хозяйка провела меня через жилище постояльца, я не понял.
Присели у стола. Я объяснил ей, что следователь, из прокуратуры. Она слушала меня, как показалось, с опаской.
Матюшина не производила впечатления древней старушки. Передо мной сидела крепкая пожилая женщина со здоровым румянцем.
Чтобы как-то начать разговор, я спросил:
— Не мешает?
— Что?
— Музыкальное сопровождение…
— Мне нравится. А то живём, как в могиле. Снимал Стасик до меня тут у одни-х, так они его из-за этой музыки и попросили.
— Да, приятный перезвон. Выходит, как открываешь дверь, всегда перезвон?
— Всегда.
— И не ломается механика?
— Бывает, Но Стасик тут же починит.
— А как же, например, если вы отдыхаете, вам не мешает?
— Я привыкла. Иной раз и не замечаешь…
— Это бывает. Я к вам, Евдокия Дмитриевна, вот по какому вопросу. В ночь, когда погибла Залесская, вы находились дома?
Матюшина задумалась. Видимо, ей надо было переключиться с одного направления мыслей на другое.
— Конечно, дома. А где же мне ещё быть?
— Вы знали, что Валерий Залесский заночевал здесь?
— Конечно.
— Вы это хорошо помните?