Аборты не по медицинским показаниям действительно запретили специальным указом якобы в целях сохранения здоровья женщин, а на самом деле – для увеличения населения. И контрацепцию из аптек убрали. Государству требовалась рабочая сила, очень много дешевой рабочей силы. Указ не афишировали, но Лене сообщила возмущенная мама, а возмущенная Лена – всей школе.
– Дебильное государство! – плевалась балерина. – Это всё твой, Зита, хваленый дебильный социализм! Они решили, чтоб я рожала! А на мои планы плевать! У, мне бы только из подкупольника вырваться!
И утонченная девочка добавляла много грязных слов. По-настоящему умная и культурная, она обожала изъясняться на уровне дворовой шпаны. Зита считала – чтоб соответствовать окружающей действительности и не выделяться. Практичная настолько, что действительно – пробы негде ставить.
И без разговоров с Виталием Сергеевичем Лена четко понимала, что вокруг – социализм. Вывески магазинчиков, сплошь частных, для нее ничего не значили. И корпорация «Аэростаты Сибири», принадлежащая местному олигарху, владельцу заводов, газет и пароходов господину Льву Гольдбергу – тоже. И… и мелкая зараза даже умудрялась как-то обосновать свою позицию. Через национал-социализм, фашизм, еврокоммунизм – но у нее получалось. Умен был ее прадед, неплохо раньше готовили разведчиков.
– Вырвешься, – улыбалась Зита. – В балерины Большого, самого большого театра. В примы. Только, Леночка, примы при социализме все как одна любовницы очень непростых людей. Очень непростых, очень немолодых.
– А похрен! – отмахивалась подружка. – Надо – буду.
Зиту тема абортов не затронула. Она искренне считала, что женщина должна рожать – а для чего еще жить на свете? Касательно медицины Зиту взволновала другая новость – о смерти известнейшего российского писателя Лукьянова. Казалось, только вчера он писал бодрые путевые заметки о семейном отдыхе в Италии, и вот его нет. Обычная операция по шунтированию, ничего не предвещало. Тут же расползлись глухие слухи о неслучайности произошедшего, потом в слухах стали мелькать конкретные фамилии; вспыхнуло, стремительно закружилось и окончилось суровым приговором «дело врачей». Хирург Нетребко – полное поражение в правах, анестезиолог Бокий – полное поражение в правах, старшая операционная сестра Музычко – милосердные пятнадцать лет поселения в номерных городах, и еще шестнадцать человек прицепом по мелочам. Этнический заговор врачей даже из подкупольника выглядел дурацким и неестественным – кому он нужен, этот Лукьянов, на что он, прости господи, влиял?! В громе приговоров Зита услышала отзвуки яростной борьбы во власти. Параноидальность правителей неуклонно росла, и это обещало стране много, очень много крови.
Отец же, выслушав по телевизору новость, ожесточенно заявил, что хоть кого-то наказали, пробили первую брешь в круговой профессиональной поруке врачей.
– Ладно мы мрем, ладно твой умница Богдан, наши жизни никого не волнуют – но Лукьянов? – возбужденно махал руками отец. – На совесть страны, на голос народа замахнулись?! Обратила внимание, кто были его врачи, обратила? Это месть за его твердую позицию по западным вопросам! Пусть они ответят за всё! Еще в смерти Конюшенко разобраться надо, тоже ведь свели в могилу великого писателя!
– Папа, Влада Конюшенко свел цирроз, – возразила она. – Пить меньше надо было.
– А твоего Богдана – грипп! – горько отрезал отец, и она замолчала.
Глядя на буйствующего отца, она остро почувствовала – на страну накатывается безумие. И не только на страну.
Весь мир начал словно сходить с ума. Япония вышла из всех договоров по ограничению вооружений и принялась резко усиливать военно-морской флот. Развернулись ожесточенные дипломатические битвы за пересмотр режима пользования черноморскими проливами, прогремело по всем государственным каналам «Дело шестнадцати лоббистов Монтрё», приговор оказался суровым и беспощадным. Мирная революция в Греции сменилась кровавой контрреволюцией, а та – военным переворотом, легитимное правительство срочно вооружило отряды полиции для обороны Афин. Иван Ферр произнес суровую речь о духовном единстве двух братских православных народов, в стране тут же приобрели огромную популярность теории о едином истоке древнегреческой и протославянской культур, возродились многочисленные общества последователей историка Петухова, так называемые «петухи», маститые ученые всерьез рассуждали о том, что Зевс – это праславянский Живс, а Аполлон – гиперборейский Коловрат, солидные исследователи толковали о расшифровке микенских скрижалей через праславянское рунное письмо, греческий танец «Сиртаки» вошел в программу танцевальных турниров, под его музыку в военкоматах номерных городов быстро и деловито регистрировали добровольцев на защиту мировых православных ценностей, и ночами по железной дороге гремели, уносясь на запад, составы с универсальными огневыми платформами производства Магаданского танкового завода… и брат в своем военном училище что-то замолчал, как будто исчез.
Она перебралась жить в его комнату, ничего там не сменив. Так же на стене висела спортивная форма бойца-рукопашника, валялся в углу набивной мяч, зияла выщербинами самодельная мишень для метания ножей, и Зите иногда казалось, что вот брякнет электронный замок, и в дверь протиснет свои широченные плечи Андрюшка, ее любимый брат.
Так оно и случилось: брякнул негромко электронный замок, она выскочила из комнаты и увидела курсанта-десантника, пристраивающего берет на полку. Потом курсант развернулся, ухмыльнулся с до боли знакомой беспечностью, и через мгновение она с визгом повисла у него на шее.
– Андрюшка, Андрюшка, Андрюшка! – счастливо бормотала она.
Андрей молчал, только крепко прижимал ее левой рукой к себе. Потом вышла мама, подождала своей очереди, не дождалась и едко сказала:
– Обнимала сестра брата – как жена рыдала!
– Теперь вижу, что дома! – хмыкнул брат, отцепил Зиту от себя и четко доложил:
– Курсант Иркутского высшего командного, дважды орденоносного десантно-диверсионного училища, кавалер ордена «Герой Сибири» третьей степени Андрей Лебедь прибыл в расположение семьи сроком на семь дней!
ebooksa