Дорога войны

И генерал тяжело посмотрел вслед машинам со спецназом.

27

Тентованный грузовик на полигоне дернулся и заглох. Инструктор-десантник выдал неслышимую из-за расстояния краткую оценку мастерства курсанта. Штурмовик за рулем озадаченно наклонился, разглядывая, очевидно, педали…

— Мешок! — беззлобно оценил Кунгурцев и выплюнул очередную травинку.

Зита сдержанно улыбнулась. Командир «Спартака» мог посмеиваться над подчиненными с полным правом, потому что полчаса назад мучился так же. Но вождение под чутким руководством Зиты все же сдал, молодец.

— Ангелинка наконец осилила офицерские экзамены, — сообщил Кунгурцев. — Кое-как. Последняя. Балда развеселая… Лейтенантское звание уже прилетело, хорошая вещь электронное делопроизводство… «Спартак» теперь — рота офицерского состава. Уникальное явление в армии. Не в курсе, куда нас теперь, таких необыкновенных?

— Мне откуда знать? — удивилась Зита. — Я же тут, вместе со всеми, на полигоне.

— Ну, у тебя регулярно проявляются очень неожиданные знакомства. И невозможные знания. Я и подумал — а вдруг?

Зита бросила на парня вопросительный взгляд. Такого Кунгурцева она прежде не видела. Без язвительности, без колючего презрительного взгляда, миролюбивого и добродушного. Заболел, что ли? Она не выдержала, так и спросила.

— Повзрослел, — усмехнулся Кунгурцев невесело. — Знаешь, я ведь тебя презирал все годы. За то, что ты постоянно в чьих-то руках. Что никогда не проводишь свободное время в спартаковской компании, все где-то в сторонке с командирами, шушукаешься о чем-то, секретничаешь… за многое, в общем. Но вот стал командиром «Спартака», и кое-что начало доходить… Я ведь считал, ты свое офицерское звание через постель получила. Многие, конечно, считали так же, но это не оправдание личной дурости… а на самом деле? Во сколько лет ты сдала офицерские экзамены, если не секрет?

— Не помню. Лет в тринадцать. А что?

— А то! — ожесточенно сказал штурмовик. — Дурак, вот что! Ты в тринадцать, а я в семнадцать, и то с огромным трудом! Я только сейчас, командиром «Спартака», начинаю понимать, какую работу ты тянула в штабе штурмовых отрядов! Маленькой девочкой! А мы все — шлюха, шлюха… Очевидного не желали замечать в упор! И насчет «шлюха» тоже совсем недавно дошло. Когда увидел, как тебя генерал обнимает и за собой тянет. Он ведь тебя не спрашивал! Мужчина, блин, самец-победитель… они все тебя не спрашивали, тянули и тянули руки. Тебе работать надо, вопросы по «Спартаку» решать, а они все ручонками под рубашку… Если честно, поражаюсь, как ты еще не возненавидела весь род мужской.

— Ну, мужчины так устроены, — слабо улыбнулась она.

— Вот и я о том же, — вздохнул Кунгурцев. — Так что прости дурака за все прошлое, ладно? Я ведь еще неделю назад зубами скрежетал. Как увижу, что ты снова с кем-то из командиров в сторонке — ага, думаю, с простыми спартаковцами брезгует дружить, ей мужиков подавай, полковников-генералов! Так бы и убил…

— А что изменилось? — полюбопытствовала она.

— Говорю же — повзрослел. Как сам потянул твою работу, так сразу повзрослел, идиот…

Кунгурцев в задумчивости снова сорвал травинку и покрутил в пальцах.

— Любому спартаковцу ничто не мешало подойти к тебе с любым вопросом. Или с разговором. С шутками. С дружбой той же, блин… Ничто не мешало! Ты не отталкивала никогда. Мы сами сторонились! Знаешь, это подсознательно чувствуется — чтоб подойти к тебе, надо самому сначала подняться до твоего уровня. Са-мо-му. А это очень непросто. Даже осознать — непросто. Я вот осознал, только когда заметил, что тоже… отдаляюсь. Другой уровень ответственности, другие умственные нагрузки. Соответственно, и шутки другие, и вообще сами разговоры…

Кунгурцев ожесточенно выкинул травинку и уставился в чистое небо.

— Неравенство людей — такая мерзость! — признался он. — Почему-то даже при социализме люди остаются разными! Вроде возможности одинаковые, а люди все равно разные, и сильно разные! По нравственности, по уму, по устремлениям. И по уровню разные, что особо противно! И никуда от этого не деться! Мне сейчас интересно, например, с тобой разговаривать, понимаешь? Не с Ангелинкой, не с Кирой — с тобой! Да еще с Леной. Удивительно умная и очень взрослая, хотя и конченая шлюха, конечно. Если б не ее тяга к мужским рукам… Но теперь я понимаю, почему ты дружила с Ратниковым, или с Каллистратовым, или еще с кем из взрослых… обидно все равно, но хотя бы понимаю!