Храм Вечного Огня,

– Да, – ответил я, – мы с ним нашли взаимопонимание. Правда, сегодня он на меня в обиде, но это у него пройдет…

– Хорошо, – быстро произнесла Великая Мать, – я создам специальное распределенное заклинание, управляющая часть которого будет находиться в камне юного Диметриоса, энергетическая в камне Ники-Кобры, контрольная в камне богини Анны, климатическая в камне Анастасии, а ключом к запуску процесса будет служить ваш меч Ареса. Просто заклинание такой высокой степени сложности невозможно разместить в единичном кристалле, если это не специально ограненный бриллиант размером с человеческую голову.

– Очень хорошо, – сказал я, – но дело в том, что у Анастасии нет никакого камня. И вообще, зачем заклинанию портала климатическая часть?

– А что, Сергий, – прищурилась божественная любительница никотина, – вы хотите, чтобы каждый раз, когда будет открываться портал, случался бы магический тайфун невероятной силы – фактически новый всемирный потоп? Климатическая часть заклинания как раз для того и нужна, чтобы нейтрализовать эти побочные явления. И немедленно подберите камень для Анастасии и проведите его прошивку и инициацию. Как вообще у вас такое может быть – маг такого уровня, и без камня… Кстати, а где тот камень, который был вручен ей при инициации в жрицы? Если я не ошибаюсь, это должен быть аметист.

Я лишь только пожал плечами, показывая, что не владею этой информацией, так как к нам Анастасия попала без своего камня, и вообще, какие драгоценные камни могут быть у храмовой поломойки, почти рабыни.

Кибела все поняла и резко кивнула.

– Хорошо, Сергий, – отрывисто сказала она, – я все еще ваша должница, а посему сама займусь вопросом розыска камня Анастасии, потому что лучше иметь тот, с которым она проходила инициацию, чем какой-нибудь еще. Где бы он ни находился – я его найду! На этом пока все, увидимся завтра на переговорах с тевтонами.

С этими словами богиня резко развернулась на одной ноге, да так, что на площадке взвихрилась пыль, и секунду спустя ее перед нами уже не было. Проводив ее взглядом, Афина кивнула.

– Ну что же, Сергий, – сказала она, – я, собственно, пришла прощаться и сказать тебе спасибо. Не за трон отца-брата – сто лет он мне не был нужен, и сажусь я на него только из чувства долга – а за то, что избавил этот мир от херра Тойфеля, снял со всех нас ужасную угрозу…

Афина сделала паузу, чтобы утереть непрошенную слезу.

– Ну вот, – недовольно сказала она, – расплакалась, как баба. Возможно, ты был бы лучшим богом войны, чем этот придурок Арес, и были бы мы с тобой бог и богиня воны, красивая супружеская пара. Но теперь все кончено – ты уходишь а я остаюсь, и мы больше никогда не увидимся. Так знай же – вот здесь, – Афина погладила себя по животу, – уже растет твой и мой сын, будущий верховный бог этого мира, мужчина величайших достоинств и благородства. Прощай, Сергий, ты бал у меня первым и единственным, а такое не забывается.

С этими словами богиня справедливой войны развернулась, и мгновение спустя ее уже тоже не было среди нас. Короче, нам недвусмысленно намекнули, что наше время в этом мире стремительно истекает и скоро будет пора отправиться в дальний путь, через множество миров, туда, к себе – наверх.

День тридцать седьмой. Ранее утро. Лагерь отряда капитана Серегина возле контейнеровоза.

Мэри Смитсон, сержант 7-го бронекавалерийского (мотопехотного) полка армии США.

Пробуждение наше ото сна было тяжелым и неприятным, как после сильного похмелья. Голова болела, во рту пересохло, желудок сжимался в сухих позывах к рвоте. Это где ж мы вчера так наквасились? Ничего не помню – ни где я нахожусь, ни сегодняшнее число (даже месяц и год) – полная дезориентация. Открываю глаза – и вижу, что я лежу прямо на земле, до подбородка укрытая грубым шерстяным одеялом, а прямо надо мной нависло ночное звездное небо, все расчерченное полосами и кляксами почти прозрачных высоких перистых облаков, уже подсвеченных первыми розовыми лучами восходящего на востоке солнца. Но мне сейчас не до красот природы. Поворачиваю голову, и моим глазам предстают дрыхнущие рядом со мной точно в такой же позе девки из нашего взвода – Луиза и Дафна. А где все наши парни, где этот педик, первый лейтенант Гозман, почему мы лежим тут только втроем, и где «Хамви» и «Страйкеры» нашего взвода? Ответа нет, память моя пуста, как сейф, дочиста очищенный медвежатниками. Не помню ничего – ни где мы были, ни что пили, ни даже того, что это за страна. Рассвет постепенно вступал в свои права, звезды на небе погасли, и местность вокруг осветил неверный серый свет наступающего утра.

И вдруг все прояснил крик – резкий и пронзительный – даже, кажется, женский:

– Ро-о-о-та, по-о-о-дьем!

И тут же неподалеку от нас, из-под таких же одеял, как у меня, ракетами начали взметываться обнаженные женские фигуры, заученно запрыгивающие в камуфлированные штаны и натягивающие на ноги высокие шнурованные ботинки. Я тоже было дернулась вскочить – и тут до моего ошарашенного мозга дошло, что команда на подъем была отдана на русском языке, который я почему-то поняла, и что это не наша рота, и вообще не американская армия…

И тут же вспомнила все, что произошло со мной, но так, как будто все это было не со мной, а с какой-то еще Мэри Смитсон, про которую я смотрела нудное и неинтересное кино, и что я к ней теперь не имею совершенно никакого отношения. Что за чушь?! Как я могу не иметь отношения к самой себе?

Едва только я задала себе этот вопрос, как над нами выросла высокая мускулистая фигура русской женщины-сержанта с грозным позывным «Кобра».