Достаточно скоро я поняла, что нам не собираются причинять вреда. Осмотр сестер милосердия проводила молоденькая девушка, почти девочка. Она заставила меня раздеться догола (меня, викторианскую леди), после чего долго тыкала пальцами в разные места. Потом велела пройти, не одеваясь, в следующую комнату – там меня обрили во всех местах, кроме головы и заставили вымыться горячей водой с ног до головы. «Вы смердите, леди, как застарелое помойное ведро», – сказала мне та особа, что направила в купальню. После купальни мне выдали легкий белый халат, шапочку и деревянные сандалии, и после этого мне осталось только вздыхать о моей прежней одежде. В ходе всей этой обработки я поняла, что окружавшие меня люди, хоть и не выказывали особого расположения ко мне, открытой враждебности также не проявляли. Это, конечно, было странно, ведь я ожидала, что те, кто помогает русским, и сами вроде них – такие же жестокие и бесцеремонные. И теперь я пребывала в замешательстве, не зная, что и думать. Я решила, что следует подождать и осмотреться… и потом уже делать выводы.
И вот, когда я это решила, то стала замечать просто немыслимые вещи. Я с изумлением поняла, что эти… к которым мы попали, и вправду тоже являются русскими! То есть это не те русские, с которыми мы ведем войну, но очень похожие на них – об этом свидетельствует то, что они говорят на одном с ними языке и общаются по-братски! О, я еще многое заметила… Много удивительного и необъяснимого, просто сказочного… Куда же это мы попали? На рай не очень похоже; впрочем, на ад, пожалуй, тоже. Мне оставалось надеяться, что нам не станут причинять вреда и что в дальнейшем я узнаю больше – как об этом месте, так и вообще обо всем, что происходит.
С любопытством вертя головой по сторонам, я всякий раз замечала что-то поразительное. И особенно меня заинтересовали необычные существа, которые тут водились в великом изобилии. Это были сплошь самки какого-то неведомого науке вида человекоподобных. Премиленькие, надо сказать, зверушки: изящные, совершенно бесшерстные, высокие, с заостренными вечно шевелящимися ушками… Одеты тоже забавно: короткие брюки до середины бедер и кофточки без рукавов. Вообще-то, надо сказать, одежка эта была довольно-таки непристойной (блудницы в борделе и то приличней одеваются) – ведь при столь сильном сходстве этих животных с женщинами при взгляде на них у мужчин могло возникнуть вожделение… А что если… Осенившая меня мысль заставила меня густо покраснеть и закашляться. Что если и вправду тут не возбраняется скотоложество?! Если эти остроухие обезьянки, так похожие на экзотических девушек, как раз и служат для извращенных утех? Какой кошмар… Куда я попала, Господи?! Вертеп греха, обитель разврата! Ну правильно – чего еще можно было ожидать от русских, которые сами недалеко ушли в своем развитии от животных? У них это, видимо, в порядке вещей – совокупляться с животными, они не видят в этом позора…
В то время как я сгорала от стыда, натыкаясь взглядом на этих полуголых обезьянок, они обращали на нас внимания не больше чем на деталь пейзажа. И вообще, уж больно важный был у них вид – такой, словно они разумные существа… Решив перебороть свой стыд, чтобы повнимательнее понаблюдать за ними, я убедилась, что они и вправду разумны… и это наполнило меня и изумлением, и ужасом одновременно. Они разговаривали. Они улыбались. Их мордочки выражали эмоции… Они были точно как люди, но все-таки их нельзя было считать людьми! Впрочем, если допустить, что это люди, то вопрос о скотоложестве отпадал, однако возникало много других… Почему, будучи разумными, они ходят в полуголом виде, словно так и надо? Это же просто отвратительно, гадко! Неужели им совсем не ведомо чувство стыда? Впрочем, я ни разу не заметила, чтобы редкие присутствующие здесь мужчины не то что бросались на этих остроухих, но даже смотрели на них сальным взглядом. Было такое ощущение, словно прелести полудевиц-полуобезьянок их совершенно не интересуют. Да что за диво-то такое?! Такого же просто не может быть! Ведь я прекрасно знаю, что власть плоти сильна над мужчинами, и любой из них непременно должен был превратиться в обуянного желанием скота, увидев почти полностью разоблаченную девицу (пусть и не совсем человеческой породы)… А тут их, этих девиц-обезьянок, даже не одна, а великое множество!
И вдруг я вспомнила, как на этих остроухих распутниц смотрели НАШИ мужчины. Да-да, наши раненые глазели на них именно так, как и должны были в моем представлении – казалось, эти мужчины совершенно забыли обо всем на свете. В их глазах горела похоть, скотский инстинкт овладел ими. Они явно были довольны зрелищем… Но при этом они никак не проявляли желания прикоснуться к остроухим бесстыдницам. И, поразмыслив, я поняла, почему. Дело было не в ранениях – многие из наших подопечных были не столь тяжело ранены, а некоторые уже шли на поправку. Было в этих нечеловеческих девицах нечто такое… независимое, гордое, дикое и первозданное – то, чего отродясь не водилось в набожных и чопорных, пугливых английских леди… А может, свою роль играли кинжалы и сабли, висящие у этих девиц на поясе… И вообще, эти странные создания держались так, словно это они тут – существа первого сорта, а вовсе не мы, люди. И вот это чувство – то ли собственного достоинства, то ли превосходства – и заставляло наших мужчин относиться к ним с опаской: стоило им поймать взгляд этих остроухих, как они краснели, пыхтели и старались отвернуться. И все это было чудно и вызывало во мне невольный протест. Ведь не могут же быть эти создания равны нам, белым людям! Я не имею ничего против негров, желтокожих и таких вот странных недоженщин неведомой расы – их можно, конечно, жалеть и заботиться о них, позволять прислуживать себе и даже испытывать приязнь и теплые чувства… Но позволять им смотреть вот таким смелым взглядом НА НАС – это слишком…
Вскоре я поняла, насколько скромны были мои первоначальные соображения. Когда я увидела целый отряд этих остроухих – рослых, почти двухметрового роста, до зубов вооруженных – который, распевая какую-то воинственную песню, маршировал на учения под командой офицера-мужчины вполне обычного вида, до меня дошло, что они-то и составляют костяк армии этого неведомого государства, где властвуют тоже пока неведомые, но русские! А я-то, когда мне рассказывали о странного вида солдатах, воюющих среди союзников русских, полагала, что это просто военные байки, столь обычные среди суровых воинских будней! Теперь же я видела воочию, что все это правда, и даже более того… Я видела, как русские едят из одного котла с этими полуженщинами! Как они разговаривают с ними на равных и по-дружески пожимают им руки! И ни разу – ни разу! – я не заметила, чтобы они относились к ним свысока или же как к блудницам…
Впрочем, я, кажется, забыла, что у этих русских все не как у людей. Ну да – они же сами не совсем люди, точнее, не совсем цивилизованные люди, и они, вероятно, не делают особых различий между собой и такими вот… существами. Хоть русские и считаются, как и мы, белыми людьми, европейцами, но почему-то они так и остались дикарями и язычниками – и едва ли я когда-нибудь постигну этот удивительный феномен. Ведь каждый народ непременно должен развиваться, двигаясь к вершинам своего величия! Но русским это, судя по всему, не очень-то и надо. Им и так хорошо. Им доставляет странное удовольствие вести себя не так, как подобает, ломая всякие понятия о приличиях. Но, увы, едва ли я смогу что-то с этим поделать. Я у них в плену – так же, как и мои «сестры», как и наши подопечные. И я не даже не представляю себе, что будет с нами дальше… В этом мне остается лишь уповать на Господа.
Очень скоро мне пришлось еще раз сильно удивиться. После того как я и другие сестры милосердия прошли все положенные процедуры, нам разрешили вернуться к нашим британским раненым. Да… я даже предположить не могла, что русские могут создать такие хорошие условия своим врагам: наших раненых разместили во вполне комфортных условиях, гораздо лучших, чем были у нас в Балаклавском госпитале. Каждый из них получил более чем квалифицированную медицинскую помощь (правда, при этом использовались совершенно непривычные для меня, но, несомненно, эффективные методы). Помня о странном образе мыслей русских, я лишь хотела знать: ради чего все это? Может быть, это какой-то чудовищный эксперимент и всем нам в конце концов суждено погибнуть ужасной смертью? Однако я не высказывала своих соображений вслух. Я по-прежнему улыбалась и подбадривала своих подопечных; я не могла по-другому. Помогая другим, я находила покой для своей души. Я обретала Благодать…
Когда наших раненых разместили соответственно состоянию каждого, у меня выдался нечаянный отдых. Одна из остроухих бесстыдниц провела меня в светлую комнату и, указав на уютную кровать, показала жестами, что я могу прилечь. Я последовала ее рекомендации. Оставшись одна, я вдруг осознала, как смертельно устала… Странно было думать, что сегодня у меня не будет необходимости делать вечерний обход больных с масляной лампой в руке… с ними будет все в порядке. И это хорошо; но одновременно с радостью в мое сердце стала заползать непривычная пустота. Впервые мне подумалось: если вдруг необходимость спасать, лечить и ухаживать исчезнет, как я буду ощущать себя? Вот, сегодня мне предоставлен отдых, мои больные получают надлежащий и качественный уход многочисленного и квалифицированного персонала – и, казалось бы, я должна только радоваться этому. Но на самом деле мне неуютно и беспокойно…
Потом я вроде бы заснула на несколько часов. А когда открыла глаза, в окно смотрела ночь. В комнате было приятно: не жарко и не холодно, и чувствовала я себя вполне выспавшейся и бодрой. Несколько минут я лежала, прокручивая в голове события сегодняшнего дня. Тело жаждало привычной деятельности, но заняться было нечем. Наконец, поняв, что больше не усну, я встала и вышла на воздух. Душная ночь знойного юга обдала меня сладкими дурманящими ароматами… Где-то вдалеке горели разноцветные огни, ветер доносил звуки быстрой музыки, голоса и смех. Там веселились, праздновали победу над Британией…
Я осмотрелась. Я стояла на террасе с резными колоннами. Приглушенный мягкий свет пробивался непонятно откуда: казалось, вся эта терраса издает свечение. Я посмотрела на небо и обомлела: таких близких и пушистых звезд мне видеть еще не приходилось. К тому же созвездия в вышине были не совсем привычны моему глазу. Испытывая смесь тревоги, растерянности и благоговения перед величием Божьего творения, я приготовилась помолиться, как вдруг заметила в конце террасы какое-то движение. С бьющимся сердцем я всмотрелась в том направлении и… О Боже! Ко мне приближалось рогатое существо… Я отчетливо видела его силуэт на фоне светящейся галереи. Судя по фигуре и манере двигаться, это тоже была женщина. Это не особенно успокоило меня, так как внезапно я обнаружила, что у этого существа имеется еще и хвост…
Я застыла. Все молитвы вылетели у меня из головы. Парализованная ужасом, я молча наблюдала, как жуткое существо приближается ко мне…
И вот – она стоит прямо напротив меня. Теперь ее фигура освещена достаточно хорошо, я могу разглядеть ее в подробностях. Передо мной демонесса – в этом нет никаких сомнений. У нее красная кожа, по которой пробегают огненные блики, словно по тлеющим углям костра… глаза ее при этом странно прозрачны и мерцают разными оттенками. На ней – синий халат вроде китайского, ее черные волосы распущены по плечам, и кончики их слегка шевелятся, точно живые. На ногах у нее, правда, нет никаких копыт; это вполне человеческие ноги, обутые в мягкие тапочки – однако это довольно слабое утешение…
Она складывает руки на груди и, чуть склонив голову набок, разглядывает меня. Я же не могу произнести ни слова – и это состояние даже не назовешь ужасом; нет, это нечто более глубокое. Разумом я вполне отдаю себе отчет, что мне не следует бояться демонесс, что я под защитой Господа… но потрясение мое не проходит и я по-прежнему не могу вспомнить ни единой молитвы…
Тем временем губы краснокожей демонессы стали растягиваться в хищной улыбке – и я отчетливо увидела, как два крупных клыка блеснули под ее верхней губой.
– Ну, здравствуй, малютка Фло! – говорит она голосом, похожим на мурлыканье тигрицы.
Она явно наслаждается произведенным ее появлением эффектом. Поводит плечами, встряхивает головой… явно желая, чтобы я разглядела ее как можно лучше.
– Ты вот что… – говорит она, глядя на меня с притворным сочувствием, – не тужься понапрасну – молитвы не помогут, я никуда не исчезну. А знаешь, почему?
Не дожидаясь ответа, она лезет за ворот своего халата и достает оттуда крестик на серебряной цепочке – такой обычно носят ортодоксы в знак своей принадлежности Церкви.
– Видишь? – говорит она. – Я не демонесса. Моя связь с Азазелью давно разорвана, а Великий Небесный Отец, который курирует вас, бесхвостых и безрогих, даровал мне свое прощение и утешение. А теперь успокойся и давай поговорим о той награде, которая должна воспоследовать за твою благочестивую жизнь…
ebooksa