Земля Обетованная

– Того паренька, которого избили. Как его имя?

– Воспитанники в основном известны мне по номерам, но сейчас взгляну… – Норридж застучал клавишами компьютера. – Его зовут Уильям Смит.

– Еще один Смит. Именно в связи с делом Джона Смита я здесь и нахожусь.

– Здесь много Джонов Смитов.

– Вам прекрасно известно, о каком именно Смите идет речь.

– Да, известно. – Кашлянув, Норридж отвел было взгляд, но через секунду вновь уставился на Купера. – Мы подумывали отказаться от этого имени, но тогда бы победу одержали террористы. В любом случае, уверяю вас, не существует ни малейшей связи между нашими Смитами и тем, за которым охотитесь вы. Всем вновь прибывшим в академию мы даем новые имена. Каждый мальчик здесь становится Томасом, Джоном, Майклом или Уильямом; каждая девочка – Мэри, Патришей, Линдой, Барбарой или Элизабет. Смена имен является частью воспитательного процесса. Попав в академию, ребенок остается здесь до самого выпуска в восемнадцатилетнем возрасте. И мы абсолютно точно уверены, что чем меньше их связывает с прошлым, тем лучше.

– С прошлым? Вы имеете в виду – с их родителями? С их семьей и их домом?

– Понимаю, что со стороны наша политика выглядит несколько непривычной, но поверьте профессионалу: все, что мы здесь делаем, основывается на безупречной логике. Давая новые, стандартные имена, мы демонстрируем детям, сколь ничтожна до окончания академии их ценность для общества. Затем они вольны, если вдруг появится такое желание, вновь обрести первоначальные имена и даже вернуться в свои прежние семьи. Но, уверен, вы будете удивлены, узнав, сколь мизерный процент из наших воспитанников поступает подобным образом.

– Но почему?

– За время обучения в академии они приобретают абсолютно новые личности, и эти новые личности им нравятся.

– Нет, – возразил Купер, – я спрашиваю вас вовсе не об этом. Я спрашиваю: почему вы поступаете с ними таким образом? Я всегда полагал, что задача академии состоит в том, чтобы с помощью тренировок развивать их врожденный дар.

Директор откинулся на спинку кресла и привычным движением коснулся кончиками пальцев левой руки кончиков пальцев правой. Любой узрел бы в нем сейчас спокойную уверенность, но Купер увидел и нечто большее. В том, как Норридж легко восстановил контакт глазами с Купером, читалась надменность. Та же надменность ощущалась и в монотонности его речи.

– Я полагал, что агенту Департамента анализа и регулирования известны прописные истины.

– Я из Службы справедливости.

– Тем не менее, чтобы получить столь очевидные ответы, не было ни малейшей необходимости проделывать столь длинное путешествие.

– Тем не менее я счел за лучшее увидеть все собственными глазами.

– А почему вы, агент Купер, не прошли курс обучения в академии?

Внезапное изменение темы разговора не стало для Купера сюрпризом – видя изгиб губ директора и морщинки в углах его глаз, он догадывался о чем-то подобном, – но сам вопрос поставил его в тупик. Он никогда не говорил директору, что обладает даром, и тем более не говорил, что у него первый уровень. Похоже, директор догадался обо всем сам или, что более вероятно, заблаговременно навел справки.

– Я родился в тысяча девятьсот восемьдесят первом, – ответил Купер.

– Вы были в первой волне?