Купер отвернулся от окна. Помещения юридической фирмы Служба справедливости реквизировала на время операции. Бобби Куин, который превратил зал заседаний в центр ее проведения, восседал сейчас за огромным, двадцати футов в длину, полированным столом; перед ним светилось с десяток мониторов.
– Как там наши камеры? – поинтересовался Купер.
– Тикают, что тебе швейцарские часики. Выведал вчера что-нибудь полезное?
– Да, кое-что. Оказывается, Джон Смит стал таким, каким стал, в основном стараниями Департамента анализа и регулирования и особенно благодаря его детищу, академии.
– Эй, полегче. – Куин понизил голос. – Диксон взовьется до небес, если услышит от тебя такое.
– В гробу я видал этого Диксона.
– Конечно, видал, но стоит тебе где-то проколоться, и он с радостью станцует на крышке твоего гроба. Так что будь осторожен. – Куин откинулся на спинку кресла. – Ну и что в этой академии в действительности происходит?
Купер вспомнил, с каким облегчением покидал ее вчера. Вспомнил и плакат в руке женщины с надписью: «Меня лишили сына».
– В академиях детей не обучают, Бобби, – там им мозги промывают.
– Да брось ты…
– Именно промывают мозги. До всех нас доходили время от времени ужасные слухи, но мы от них в негодовании отмахивались. Кто же обращается с детьми подобным образом? – Купер потряс головой. – Оказалось, мы.
– Мы?
– Академии – государственные учреждения. А если быть совсем точным, они детище Департамента анализа и регулирования.
– Но не нашей же Службы справедливости.
– Мы близки к этой системе.
– Близки, но ею не являемся. – В голосе Куина послышались резкие нотки. – И ты не отвечаешь за все, что происходит даже в нашем собственном департаменте.
– Ты прав лишь отчасти. Все мы…
– Ты веришь в то, что Алекс Васкес делала наш мир лучше?
– Что?
– Ты веришь в то, что Алекс Васкес…