Неожиданно девушка рассмеялась и откинула капюшон на спину. Ей было лет двадцать или чуть больше. Густые темные волосы коротко острижены. Чумазое продолговатое личико с острым носиком делали необычайно привлекательным большие, чуть раскосые, полные грусти глаза.
Глядя на приоткрывших рты десантников, Дана беззаботно улыбалась, но, как только в поле зрения ее глаз попала мрачная серая фигура, замершая у входа в Храм, лицо ее мгновенно осунулось, помрачнело, и она молниеносным движением снова накинула на голову капюшон.
Кийск тем временем промыл рану на руке сильной струей антисептика, смешанного с анестезином, залил в рану раствор эпидермального фактора роста, наложил швы и повязку.
— Знаешь, Игорь, если бы меня спросили, чего ты не умеешь делать, я бы надолго задумался, — сказал наблюдавший за ним Сато.
— На этот случай могу облегчить тебе жизнь, — усмехнулся Кийск. — Я не умею танцевать.
— Шутишь? — вытаращил на него глаза Лаваль.
— Честное слово, — смутился непонятно от чего Кийск. — Даже ни разу не пробовал.
— Огромный пробел в твоем образовании, — заметил Лаваль. — При первой же возможности надо будет придать ему законченную форму.
Кийск, поморщившись, как от кислой сливы, отмахнулся.
— Ну как, Дана, рука не болит? — спросил он у девушки.
— Нет, — ответила она. — Большое вам спасибо.
— Не за что. Дня два, пока рана полностью не затянется, постарайся повязку не мочить и не копайся руками в земле.
— Но я должна работать в поле, — возразила на это Дана.
— Хочешь, я скажу Провозвестнику, чтобы он освободил тебя от работы?
— Нет, — мотнула головой Дана.
— Это то самое поле, что у подножия гор? — спросил Лаваль. — Мы видели его со стороны, но так и не поняли, чем вы там занимаетесь.
— Мы сажаем оливковую рощу.
— Что?
Все пятеро одновременно решили, что ослышались.
— Сажаем оливковую рощу, — повторила Дана.