– Риточка, прости за беспокойство. Тараска не у тебя? Мы беспокоимся за него! Вскочил, окаянный, вдруг с постели и убег. Все окрестности обошли, звали-звали, а он как сквозь землю провалился!
– Он у меня, – улыбнулась Анфиса.
– Вот же повадился! – рассердилась на Тараску Галина. – Ты прости его, он безобидный. Но если уж докучает, то скажи мне. Я его поругаю.
– Не надо ругать! – вступилась за старика Анфиса. – Я все равно не спала. Сейчас позову его…
Но звать Тараску не пришлось, он сам вышел из кухни, таща на поводке Кляксу и виновато ухая.
– Постыдился бы, дурень! – накинулась на него Галина. – И чего тебя в ночь понесло? И нас с Танюшей переполошил, и Рите спать не даешь!
Старик заухал совсем уж часто, понурил голову и первым вышел из дома. Галина снова извинилась, а Анфиса в очередной раз заверила ее, что Тараска ей не помешал, поблагодарила за гостинцы и пригласила в гости днем. Вопрос, что делать со стариком, решился. Но оставался еще один «гость». Анфиса пригладила растрепанные волосы, отчего-то нервничая, и с намерением выпроводить из дома и Романа, вернулась на кухню.
Он стоял возле стола и внимательно изучал один из вытащенных из конверта листов. Но интересовал его не рисунок Тараски, а то, что было напечатано на обратной стороне. Анфиса замерла в дверях. Ей обеспокоиться бы тем, что Роман влез в ее личные дела, но неожиданно для себя она залюбовалась им – статным брюнетом. Если бы не такие странные обстоятельства и если бы в ее жизни еще было место симпатиям, то Анфиса решила бы, что ее ночной «гость» не просто привлекателен, но опасно красив. Но она больше не та Анфиса, которая увлекалась, влюблялась и щедро делилась через песни своей любовью со слушателями. Она снова стала птичкой-пахаритой из испанской баллады, которая, попав в клетку, чувствовала себя свободной лишь тогда, когда пела. Только вот и возможности петь ее тоже лишили.
– Занятно, – пробормотал Роман и потянулся за другим листом. Но, услышав, что Анфиса вошла на кухню, вскинул на нее взгляд и резко спросил: – Откуда это у вас, Анна?
Она хотела так же резко ответить, что это не его дело. Что он вошел в чужой дом и сунул нос не в свои дела, но отчего-то под его взглядом, в котором вдруг мелькнули лукавые искорки, промолчала.
– Или к вам стоит обращаться по-другому имени, Рита?
– Меня зовут Анна, – возразила она.
– Разве? – усмехнулся Роман, положил листы на стол и, сунув руки в карманы черных джинсов, развернулся к ней. – Разве, Анфиса?
Глава 12
День выдался странным и одновременно насыщенным. Никита не успел отойти от потрясения, вызванным блокировкой канала, как получил неожиданность в виде страдающей энурезом левретки. «Сюрприз» ему, конечно, устроила любимая сестрица. Никита витиевато выругался. В ту же секунду из кухни выглянула Марьяна и проворчала, что если он будет так кричать, то доведет собаку до инфаркта. Затем подхватила трясущуюся левретку на руки, отнесла в комнату и отправилась за ведром и шваброй. Невозмутимо вытирая лужицу, сестра рассказала, что её новому знакомому – Игорю Степановичу – понадобилось срочно уехать и он попросил на время приютить собачку.
– А я причем? – удивился Никита и проверил, не портит ли нервный пес уже клавиатуру компьютера.
– А притом, дорогой брат, что долг платежом опасен. Мне нужно уехать по делам, а я не могу оставить Шушу с Грифелем! Поэтому Шуша пока побудет у тебя, а к четырем я за ним вернусь, – пообещала Марьяна, чмокнула брата в щеку и упорхнула.
На кухне обнаружились мясные консервы и пакетик с сухим кормом, возле батареи стояли мисочки, а возле холодильника лежала мягкая подстилка и на ней – плюшевая мышь. Глядя на собачье «приданое», Никита с тоской подумал, что Марьяна будто привезла ему левретку не на время, а насовсем. Услышав визгливый лай, он ринулся в комнату и застал Шушу на грани срыва. Собака приседала на задние лапы, тряслась тощим тельцем и скалила острые зубки. В такое нервное возбуждение левретку привел стакан для карандашей в виде ухмыляющейся демонической морды. Никита поспешно подхватил Шушу на руки и в ту же секунду почувствовал на ладонях влажное тепло.