Убить Сталина

Подошел Грейфе.

Маврин заметил, что на френче у него поблескивал Железный крест второго класса. Этот орден носился только в день награждения, в дальнейшем в петлю второй пуговицы френча продевалась только ленточка. Маврину было известно, что этот крест Грейфе получил четырнадцатого мая тысяча девятьсот тридцать шестого года за дерзскую диверсионную операцию в республиканской Испании. И высоко его ценил. Ханц Грейфе мог позволить себе, вопреки уставу, нацепить его в особо торжественных случаях. Окружающие воспринимали это как обыкновенное чудачество, но в действительности он считал награду своеобразным талисманом. В конце концов, от Атлантического до Тихого океана не встретишь разведчика, который не верил бы в приметы, вне зависимости от знамени, под которым он служит.

Сегодня был особый день для всего «Предприятия „Цеппелин“.

И еще одна особенность — парадная фуражка. Тоже не по уставу, но подобная мелочь не тревожила Грейфе: разведчики живут по своим законам, отличным от армейских.

— Еще раз повторяю, постарайтесь быть предельно осторожными. Провалить операцию может любая мелочь. Как прибудете в Москву, сразу же свяжитесь с нашим резидентом. Он даст адреса людей, которые помогут достать гостевой билет на торжественное заседание в Большом театре или на премьеру. Оставите портфель под ложей, где будет сидеть Сталин, и уходите.

— Я все понял, господин оберштурмбаннфюрер, — сдержанно ответил Маврин.

— Чего это я? Мы говорили об этом много раз. Видно, старею.

Выполнив свою работу, солдаты заняли свои места у пулеметов. Летчики прошли в кабину. Вот двигатель взревел, и правый пропеллер начал вращаться. Еще через минуту пришел в движение левый. Через каких-то пять минут самолет должен взмыть в воздух.

— До встречи на германской земле, — протянул Грейфе руку.

Маврин пожал ее.

— Только по-русски у нас прощаются вот так, — и он крепко обнял оберштурмбаннфюрера за плечи.

— Ох уж эти русские с их сентиментализмом, — расчувствовался Грейфе. Повернувшись к Лидии, он добавил: — Берегите его!

— Слушаюсь, господин оберштурмбаннфюрер!

— А теперь — в самолет!

Подхватив саквояж и взяв Лидию под руку, Маврин направился к самолету. Пропустив вперед Лиду, он помог взойти ей на трап, а бортмеханик, протянув руку, втащил девушку в темный зев фюзеляжа.

Не желая расставаться с саквояжем, Петр неловко, стараясь сохранить равновесие, ухватился за протянутую руку бортмеханика и шагнул в салон.

Гул нарастал, заработал третий двигатель. Бортмеханик захлопнул люк, закрепив его задвижкой. Щелкнул фиксатор. Завращались лопасти последнего двигателя, наполняя салон устойчивым гулом.

Маврин выглянул в иллюминатор. Оберштурмбаннфюрер Грейфе не торопился уходить с аэродрома. Отвернувшись от потока ветра, он прижал левой рукой фуражку и наблюдал за тем, как самолет, сделав разворот, покатил на взлетную полосу. Вихрь безжалостно трепал полы френча, бил Ханца Грейфе в лицо, но тот, будто капитан на мостике, терпеливо сносил ненастье.

Угол обзора сделался совсем острым. Некоторое время было видно плечо оберштурмбаннфюрера, а потом пропало и оно. Самолет, наращивая скорость, устремился по взлетной полосе, короткий разбег — и тяжелая машина взмыла навстречу пробившемуся из-за туч полумесяцу.

Еще минуту с высоты птичьего полета было видно несколько огоньков, подсвечивающих взлетное поле, но вскоре, когда самолет скрылся в плотном слое темных облаков, они растворились, словно их и не было вовсе.