— Что вы имеете в виду?
— Он уже не раз переходил линию фронта во главе группы диверсантов. Последний раз в их задачу входило взорвать промышленный объект в городе Молотов. Мы считали эту задачу почти невыполнимой. До этого туда были отправлены две группы, но они были выявлены и уничтожены русской контрразведкой. И что вы думаете — завод взлетел на воздух через две недели после высадки его группы.
— Так что же вас смущает? — улыбнулся Шелленберг.
— Хм, вот это и смущает. Уж слишком все прошло гладко. Или мы действительно воспитали разведчика очень высокого класса, или…
— Он уже был таковым. Вы это хотели сказать.
— Именно так, господин бригадефюрер!
— Но ведь вы, кажется, проверяли его, и он сумел пройти дополнительную проверку.
Начальник разведшколы выглядел заметно смущенным. Ему всегда казалось, что бригадефюрер мыслит глобальными категориями, которые могут повлиять на общий ход войны, а он, оказывается, способен вникать в характер отдельно взятого агента.
— Именно так, господин бригадефюрер, — ответил Краузе. — После возвращения из России его направили в лагерь под Ламсдорфом.
Шелленберг понимающе кивнул. Лагерь был непростой. О том, что в действительности он был штрафным лагерем для сотрудников «Предприятия „Цеппелин“, знали только самые посвященные. Для большинства военнослужащих он оставался просто лагерем для военнопленных с кодовым названием „Шталаг-318“. Подавляющее большинство лагерников, содержащихся там, составляли те, кто потерял доверие руководства после возвращении из России. Их ожидали изнурительные допросы и тотальная проверка. Большинство этих штрафников впоследствии отправлялось в СД или в гестапо, где их „разрабатывали“ по полной программе. Однако уже через пару месяцев Тойво Пюхавайнен сумел убедить начальство в своей правоте и был направлен в разведшколу уже в качестве старшего преподавателя. Очень даже неплохо!
— Но ведь он сумел убедить всех в своей невиновности.
— Честно говоря, именно это меня и настораживает.
— Хорошо, вызовите их. Я хочу сам составить собственное мнение об этих людях.
Начальник разведшколы нажал на белую кнопку, вмонтированную в крышку стола, и тотчас в дверях возник дежурный.
— Вызывали, товарищ полковник?
— Вот что, голубчик, — Краузе легко перешел на русский язык. — Приведи ко мне Маликова и Пюхавайнена.
— Слушаюсь!
Четко развернувшись, дежурный шагнул за порог, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Через несколько минут в кабинет вошли два офицера. Оба в советской форме. Один — с погонами капитана — был среднего роста, широкоплечий, с непослушными соломенными волосами. Вид у него был простоватый, располагающий. Обычный славянский типаж. Такого человека можно встретить в любой русской деревеньке. Он смахивал на деревенского ухаря, большого мастера на всяческие проказы. В его глазах проблескивала затаенная хитринка, что не мешало ему выглядеть рубахой-парнем. Разведкой здесь и не пахло.
Однако Шелленберг прекрасно знал, насколько обманчива может быть внешность, за маской простака может скрываться разведчик высочайшего уровня.