Один раз посмотреть можно, где-то даже полезно. Больше следишь за тем, как балерины задирают ноги выше головы, и в меньшей степени за сюжетом. Во второй раз действие особо не занимает, и от удручающего безделья начинаешь всматриваться в лица балерин и тут, к своему немалому удивлению, обнаруживаешь, что они не так молоды, как представлялось вначале, а о привлекательности и вовсе говорить не приходится. На их усталых лицах обнаруживается такая невыносимая тоска, как будто они только что выпрыгнули с кладбища, на котором похоронили зараз всю свою родню. В общем, балет нужно по-настоящему любить, чтобы высиживать, глядя на сцену, три часа кряду.
Ложа, в которой обычно сидел Сталин, пока оставалась пустой, и Маврин беспокойно посматривал на свой портфель, стоящий от него по правую руку. Ощущение было скверное, нечто подобное, наверное, чувствует человек, сидящий на пороховой бочке. Неуютно было осознавать, что где-то за пределами театра находится некто, от воли которого зависит твоя собственная жизнь. Вот надавит он сейчас на крохотную кнопку, и половина театра взлетит на воздух.
Маврин с трудом дождался окончания спектакля. Внимательно всматривался в сияющие лица людей, никто из них даже не подозревал, что финальной сцены они могли бы не досмотреть, появись в своей ложе товарищ Сталин.
Из театра Петр вышел одним из последних — торопиться некуда. Народ расходился неохотно. Праздник остался за каменными стенами, впереди — серость будней.
Петр увидел их сразу, как только вышел из-за колонны. Трое мужчин стояли неподалеку и негромко разговаривали. Они совершенно не вписывались в толпу людей, вышедших из театра, — возбужденных, слегка хмельных от увиденного.
Внутри у Маврина все сжалось от дурного предчувствия. Петр невольно замедлил шаг, стараясь не выдать тревоги торопливой походкой. Дошел до угла театра и, поставив портфель на асфальт, достал папиросы и закурил. Бросив назад осторожный взгляд, он увидел, что мужчины двинулись за ним.
Следовательно, убивать не собираются, иначе сделали бы это сразу. Уже легче. Что им надо?
Маврин прошел уже метров двести, мужчины продолжали идти следом.
Неожиданно, прямо ему навстречу, отделившись от стены, вышли еще два человека. Слишком цепкие взгляды для обыкновенных прохожих. Маврин осознал, что его зажимают по всем правилам охоты. Как только он поравняется с этими двумя остановившимися у припаркованной к тротуару машины, так задние тотчас прибавят шаг, а впятером им не составит труда втолкнуть его в автомобиль.
Маврин старался идти как можно непринужденнее, внимательно всматриваясь в лица поджидавших его людей. Один из них должен был подать знак тем, кто шел позади него, чтобы действовать наверняка.
Главное — не пропустить сигнала.
Один из мужчин вдруг взялся за отворот пиджака, но сделал это чуть быстрее, чем следовало бы. Развернувшись, Маврин увидел прямо перед собой напряженные лица своих преследователей, такие могут быть только у охотников, разгоряченных погоней. Он сделал два быстрых шага навстречу и коротким, но сильным ударом опрокинул на землю того, кто оказался к нему ближе всех, — плотного дядьку с толстой мускулистой шеей. Короткое тело взметнулось в воздух, удар получился — этот уже не боец. Петр повернулся к следующему (не время любоваться падением). И в этот момент кто-то крепко ухватил его за плечи, пытаясь опрокинуть. Горло мощно сжимало чье-то предплечье, перекрыв дыхание. Подскочивший оперативник немилосердно завернул его руку за спину, сильная боль резанула суставы, и Маврин, сдаваясь, невольно опустился на колени.
— В машину его!
— Он же мне, сука, зуб выбил! — пошатываясь, поднялся с асфальта коренастый.
Петра подхватили и поволокли к автомобилю. Дверь распахнулась, и его с силой запихнули в салон. С двух сторон, крепко прижав его плечами, расселись оперативники. В одном из них он узнал того самого сержанта, с которым ехал из Юдина на аэродром. Приподняв голову, Маврин увидел на переднем сиденье майора Трухина.
— Что это за новости!
Автомобиль, быстро набрав скорость, увозил его в неизвестность. Обернувшись, Трухин поинтересовался с кривой ухмылкой:
— А разве тебя не учили в немецкой разведшколе самообладанию?
— Что вам от меня нужно?
— Правды, родимый мой, правды! С кем ты встречался накануне?