Убить Сталина

Грейфе, воодушевившись, бегло делал карандашом заметки в блокноте.

— Не следует забывать, что даже если вы отберете агента, который подходит нам по всем показателям, надо исходить из того, что он все равно остается русским. Сегодня у него на уме одно, завтра может быть совершенно другое. Мы ведь воюем с русскими. К нему нужно будет приставить человека, который смог бы его уничтожить в случае предательства или малейшей нерешительности.

— На двух мужчин всегда обращают внимание, — заметил Шелленберг.

— Вторым человеком должна быть женщина. Но только такая, которая очень предана нам. Чтобы они все время были рядом. Можно будет даже поженить их, пусть поживут вместе, попривыкнут друг к другу. Ведь семейная пара внушает гораздо больше доверия, чем одинокий мужчина. У вас имеется на примете такая женщина?

— В разведшколе под Ригой готовят женщин-радисток, — на мгновение задумался Шелленберг, — но здесь нужно будет подумать.

— У меня есть такая кандидатура, — после некоторого колебания сообщил Кальтенбруннер. — Это мой личный агент. Русская.

— Как ее зовут, господин группенфюрер?

— Лидия… Она преподает в Берлинской разведшколе шифровальное дело. Через два дня она будет у вас.

Глава 17 ДИВЕРСАНТ ТАВРИН

Подполковник Грейфе с интересом рассматривал вошедшего. Высок, крепкого телосложения, лет тридцати пяти, не более. Взгляд открытый, располагающий к себе, держится спокойно. В черных, аккуратно зачесанных назад волосах неброско проступала седина, что добавляло его внешности даже некоторое благородство.

Весьма приличный экземпляр!

Такого человека трудно заподозрить в чем-то противозаконном, и тот, кто выделил его из множества людей, безусловно, угодил в десятку.

Русский не пытался отвести взгляд, смотрел уверенно и прямо, что внушало уважение и производило весьма благоприятное впечатление.

— Садитесь, — указал Грейфе на свободный стул.

Несмотря на внушительные габариты, русский сделал три неслышных шага и легко опустился на стул.

— В какой разведшколе вы проходили обучение?

— В сортировочном лагере я был у майора Хофмайера, где-то под Питером. Затем в шталагере под Зальцбургом.

На столе перед Грейфе лежало личное дело Таврина. В разведшколе он значился как агент под кличкой Полипов, причем преподаватели, у которых он проходил обучение, отмечали его природный ум, инициативность, весьма важное качество для разведчика, и прирожденную хватку провокатора. Грейфе невольно улыбнулся. Глядя на выпуклый, без единой морщины высокий лоб этого человека, трудно было поверить в его иезуитское коварство. Просто превосходный экземпляр для разведки. Единственное отрицательное качество заключалось в том, что он был стопроцентный русак. Не мешало бы, конечно, добавить украинской крови. Как-то понадежнее было бы.

В деле также имелась запись о том, что в шталагере он сумел выявить двух русских разведчиков во время учебного допроса.

Русских шпионов после тщательной проверки вновь отправили в лагерь для военнопленных, а сам Таврин был взят на особый учет.