Убить Сталина

Маврин всмотрелся. Колыхнулась ветка, а больше ничего. Может, показалось?

— Ну и что?

— Их там двое. Один спрятался за бугорком, а другой за стволом стоит. Пистолетом не достать. Расстояние предельное. А просто так тоже не подойдешь. Пристрелят!

Петр понимал это и сам. И пришла кому-то в голову подобная блажь — устраивать такой экзамен! Хуже, чем на войне. Там хоть знаешь, за что погибаешь, а тут из-за дурости начальства. Впрочем, чего им особенно жалеть своих подопечных? Таким оперативным материалом все лагеря забиты. А может, у их нынешних противников все-таки холостые патроны? Петр слегка приподнялся, пытаясь рассмотреть укрывшихся военнопленных, и тотчас над головой зловеще вжикнула пуля, с глухим ударом врезавшись в древесину. Петр мгновенно вжался в землю. Патроны и пули в них были настоящими.

И еще одно обстоятельство смущало его… Зачем его, именно его, бросили в эту мясорубку? Это после того, как в его подготовку было вложено столько сил и средств. Ведь, по существу, таких, как он, совсем немного. Уникальный, штучный экземпляр. И вот пожалуйста, принимай участие в этой дурацкой бойне. Светись перед остальными курсантами, в общем-то в большинстве своем — рядовыми диверсантами, которым и знать не следует о его задаче. А если какая-нибудь шальная пуля сейчас разнесет его голову? Значит, насмарку пойдут труды оберштурмбаннфюрера Грейфе и других высококлассных специалистов, что обучали его… Нет, что-то тут не стыкуется, что-то тут не так. Надо держать ухо востро. В любом случае…

Метрах в двухстах послышалась яростная пистолетная перестрелка. Кто-то из курсантов пытался пробиться к блиндажу. На краю поля показался силуэт, короткими перебежками он пытался преодолеть простреливаемое пространство. Петр Маврин узнал в нем Лукьяна Ковалева, бесшабашного авантюрного курсанта. На фронт тот попал из Воркутлага, где отбывал длительный срок за двойное убийство. Штрафбат был для него неплохим исходом, чтобы амнистироваться подчистую. После первого боя, в котором были убиты до девяноста процентов штрафников, он был переведен в обычную часть и угодил в плен после первой же атаки немцев. Ковалев был из тех людей, кто легко приспосабливался к любой обстановке. Жизнь он воспринимал как игру в казаки-разбойники, а свистящие вокруг пули были для него не что иное, как спецэффекты к интересному спектаклю.

Вот он споткнулся и растянулся в рост. Да, все было по-настоящему — и свистящие пули, и смерть.

Еще один не сдал экзамена.

Ясно одно. Здесь все всерьез. Этот самый экзамен всего лишь продолжение войны. Если ты не убьешь врага, то он уничтожит тебя. Военнопленные — это не мишени в тире, которые можно расстреливать безо всякого ущерба для себя. В первую очередь это подготовленные для боя солдаты. Позади, за спинами Петра и Побегайло в четырехстах метрах находился точно такой же блиндаж, забросанный для маскировки еловыми ветками. Вот в него и нужно войти, перестреляв по пути сопротивляющихся. В одиночку это сделать невозможно, следовательно, они будут действовать сообща.

Маврин слегка приподнялся. Кто же у них за главного?

— Посмотри, — показал в сторону Побегайло. — А там еще четверо.

Маврин уже и сам видел, что происходит какое-то усиление. Наверняка пленные чего-то надумали, люди-то все военные.

Военнопленные поднялись неожиданно, почти одновременно и побежали вперед, петляя и пригибаясь. События развивались быстро. Теперь Маврин понимал, что от места, где залегли военнопленные, было кратчайшее расстояние до траншей. А значит, этот путь был наиболее удачным к замаячившей свободе. Вжавшись в землю, он наблюдал за тем, как быстро приближаются военнопленные. Вот уже перешагнули рубеж предельного расстояния для пистолетного боя. Еще каких-то несколько секунд, и они каблуками втопчут его в землю, после чего устремятся дальше.

Чем ближе они подбегали к траншее, тем плотнее сбивались в кучу, рассчитывая численностью получить превосходство. Маврин видел, что у каждого в руке был пистолет, и каждая пуля могла быть предназначена для него.

— Ну, я вас, гады! — скрипнул зубами Побегайло.

Едва приподнявшись, он уткнулся головой в землю. Вот и еще один не сдал экзамен. Во лбу аккуратная дырочка, из которой тонкой струйкой просачивалась кровь. Петр обратил внимание на то, что крови вытекло совсем немного.

Все верно, остается жив тот, кто выстрелит первым. Слева от себя, в каких-то метрах двадцати, Маврин рассмотрел высокие кусты бузины, от пистолетного огня они, конечно, не спасут, но вот от противника прикроют. Отыскав камень, Маврин с силой швырнул его далеко в сторону. Ударившись о ствол дерева, тот мгновенно привлек внимание наступающих. Развернувшись к источнику шума, они присели, ожидая нападения.

Воспользовавшись заминкой, Маврин выскочил из окопа и, не целясь, стал стрелять в плотную группу людей, стараясь двигаться как можно быстрее. Упал один, споткнулся другой… Кусты были совсем близко. Маврин нажимал и нажимал на курок, стараясь поразить как можно большее количество целей. Он не испытывал ни злости, ни страха, существовали только мишени, которые нужно было поразить в предельно сжатый срок. Маврин, стиснув зубы, давил на спусковой крючок, заставляя эти мишени ошибаться и падать.

Прыгнув в кусты, Петр почувствовал, как колючие ветки ободрали лицо, и струйка крови, неприятно досаждая, потекла по щеке.

Два выстрела пришлись выше, срезав над головой ветку. Значит, раскрыт, нужно перебираться на другое место. Перекатившись, Маврин спрятался в небольшой ямке, откуда можно было контролировать передвижение неприятеля.