Песнь копья

22
18
20
22
24
26
28
30

Но лазутчик избрал другую судьбу.

– Тьма поглощает! – хрипло выкрикнул он.

Очертания тела заколебались тёмной дымкой, на лице, лишённом черт, прорезались вдруг глаза, – два маленьких пылающих жерла, из которых повалил дым. С полузадушенным криком вор бросился на Сорокопута, который встретил атаку клинком. Травяной Уж прошёл сквозь грудь самоубийцы, выглянул из спины, однако тот не остановился, и сбил Ойнлиха с ног. Вместе они покатились по земле, борясь, пока враг не затих.

– Прочь! – велел старик сыновьям, поспешившим на помощь. – Это всего лишь царапина!

Эгорхан гибким движением поднялся, вынимая из мертвеца окровавленное оружие. Досада читалась в проявившихся на лице морщинках, – он позволил ценному языку сбежать от допроса. Что за неудача!

– Повелитель, – обратился старший из сыновей, Бельфагрон, – его оружие могло быть отравлено!

Сорокопут отёр Травяного Ужа, вернул его в ножны и поднёс оцарапанную ладонь к лицу. В свете призрачных лилий, что росли на живых стенах лабиринта, он рассмотрел тёмный росчерк, прислушался к ощущениям. Прожив больше десяти тысяч лет Эгорхан Ойнлих столь хорошо познал работу собственного тела, что мог выявить и изменить любое инородное вещество, попавшее в кровь. Мало кто из древних эльфов ещё умел это и, увы, никто из молодых, рождённых свободными.

– Ничего! – ответил он.

– Позволь мне сплести диагностические чары, ведь немудро пренебрегать такими вещами.

– Время! – напомнил Ойнлих. – Пора узнать, отчего весь город так переполошился.

Младший из сыновей, молчаливый Саутамар, наклонился, чтобы точным движением ножа срезать с пояса трупа мешочек. Он растянул тесёмки и немедля прикрыл лицо ладонью, – столь яркий свет полился изнутри.

Отец забрал находку тот же час и, взглянув на источник света, преобразился, его лицо помолодело на тысячу лет, глаза воссияли звёздами, а губ коснулась искренняя улыбка, —редкая гостья после смерти первой жены. Эгорхан Ойнлих, глава дома Сорокопута, был очарован тем, что обнаружил, его сердце билось как в молодости и счастье согревало душу.

Астрал заколебался; чары, препятствовавшие пространственной магии внутри лабиринта, утратили силу и к месту схватки был провешен портал. Сквозь изумрудную воронку прошли Стражи Кроны, – гвардия королевского дворца, и чародеи дома Филина во главе с их предводителем Гильдарионом Алтуаном. Последней из порастала, в компании двух сторожевых рысей, вышла женщина-эльф. Она была облачена в платье из лазурного шёлка со стаей голубых морфо на плечах вместо накидки, высокий лоб венчала рябиновая диадема, созданная из белого золота и рубинов, а в руке сверкал тонкий чародейский посох; на левой щеке чернело рабское клеймо. Королева Цеолантис покинула дворец.

Окинув взглядом представшую картину, объяв её пониманием, владычица Лонтиля испытала ужас. Источником его был Великий Сорокопут, осиянный чистым светом из мешочка. Потребовались все силы, всё умение держать себя, чтобы не вскрикнуть.

– Помнишь ли тот день, – обратился Эгорхан к Цеолантис далёким голосом, – когда я нашёл его, работая в гибельных штольнях? Помнишь ли, когда я принёс его тебе, сестра? Ты всегда была мудра и всегда знала больше чем я. А после ты привела к нам Арнадона, помнишь ли? В тот день начался наш путь к свободе.

– Эгорхан, – обратилась королева к младшему брату, – отдай мне Сердце.

Его взгляд, переведённый на владычицу лесов, казалось, сверкал радостью одержимого, но древний эльф владел собой полностью. Хотя сестра и скрывала чувства великолепно, глаза выдали её. Лицо Ойнлиха исказилось гримасой брезгливого презрения, он оскорбился.

– Ах, вот, что ты решила, вот, что подумала. Стало быть, я хочу забрать его себе? Я изменник? Подлый тать? – процедил он сквозь зубы столь угрожающе, что королевская стража потянулась к эфесам сабель. – Забери немедленно! – бросил Великий Сорокопут.

Королева приняла драгоценнейший из даров чуть дрогнувшей рукой и затянула тесёмки потуже.

– Вот как вы храните его? – продолжал Эгорхан уже со злой насмешкой, следя за сестрой сквозь полуприкрытые веки. – Какой-то жалкий воришка смог украсть Сердце, Цеолантис! Сердце!!!